169. Н. А. ЗАХАРЬИНОЙ.
27 — 29 марта 1838 г. Владимир.
27-го. Воскресенье. Вечер.
Итак, мой ангел, ты прочла «Елену». Да, это исповедь, и исповедь, вырвавшаяся в самую страдательную, болезненную эпоху. Впрочем, не все же факт в ней. Князь немного хуже поступил меня, зато больше и наказан. Окончание было прежде не то (ты можешь видеть по вымаранным листам), сумасшествие князя было единственным спасением, иначе он был на дороге к самоубийству. Что она перестала молиться о выздоровлении, из этого не следует, что она перестала молиться о ого душе. Впрочем, я вымарал в том экземпляре, который отправился в Петерб<ург>, «через десять лет» — эти строки наскоро были набросаны в то время как К<етчер> был здесь. Надобно еще заметить, что в этой повести все пожертвовано одному лицу — Елене. Повесть эту читали в Москве; многие бранит свиданье князя с Еленой и чрезвычайно хвалят Ивана Сергеевича, который торжествует детской душой над неугомонным князем. «Его превосходительство» представит опять Мед<ведеву>, но там уж моя роль чиста; наконец, бродит и третья помосты ты и М<едведева> — сестры.
Загорье так верно, как завтрашний день. Но приезд на Святой зависит от одного постороннего человека и от одного генерала, живущего в Москве, и теперь наверное отвечать не могу. И тогда приеду прямо домой и пробуду дни четыре. В будущем письме напишу. Меня тешит до крайности оригинальность средства... узнаешь после.
Твое письмо грустно и дурно грустно, такого после 3 марта не было. Между прочим, мне кажется, ты немного сердишься за мою шутку о кокетстве, Наташа, правда? Прости же, мой ангел, я просто подурачился, ну дай руку и, милый друг, ни слова об этих пустяках. Ты не понимаешь, в чем именно отказ, — там сказано: «Герцену так недавно оказана милость государя, что в скором времени нельзя взойти с новым докладом»... А что такое по их «в скором времени»? Еще тень надежды на наследника осталась, покуда не прошла Святая; ежели же пройдет она, нечего будет и ждать в скором времени.
«И я полечу ждать тебя там». — Тебе дивно будет ждать у подножия престола божья, с ангелами, в вечном свете. А я как останусь здесь без тебя, у меня нет будущего без тебя, — есть одни страдания, одно отчаяние, одно продолжительное самоубийство... Наташа, полетишь ли ждать там? Я тебя приковал к земле, как Юпитер Прометея, но приковал любовью, в ее имя перенеси жизнь.
Ночь.
«Там», поставив тебе меня в третьем лице, живо представило всю черноту моего поступка. Признаюсь, в первую минуту, как я читал твое письмо, щеки вспыхнули, и письмо задрожало в руке — но потом я обрадовался: не я виноват, что ты из писем не видала, — луч солнца никогда не попадает на дно колодца, а колодец открыт. Падение было огромно, но огромны и страдания, возьми, напр<имер>, мое письмо от моих именин 1837 года и два следующие. Но зачем же ты говоришь, что я не писал тебе? Да, я не писал сначала, в чаду, а после писал в каждом письме. А наша симпатия — в ту самую минуту, как ты читала «Елену», я писал тебе прошлое письмо. Больно стоять преступным перед тобою, ангел, больно потому, что ты не осудишь. Моя исповедь Витбергу была ужасна, она была бы легче, ежели б Витберг строже принял ее. Вот в том-то и будет наказание грешнику, что бесконечная благость будет его прощать, а он увидит, что не достоин прощенья. Наташа, что было бы со мною, ежели бы все обстоятельства Елены повторились, даже смерть? И в дополнение — разлука. Холодно, мороз обнимает сердце. Ну, как же мне не ставить себя ниже тебя — чистота безусловная, святость! Ежели б я был так чист... О!.. Наташа, вот я опять черен и грустен, вот чувства, давно забытые, опять сосут душу, сегодня Лазарево воскресенье, и они выходят смердящие из катакомбы и шепчут на ухо: «Таков ли должен быть Александр Наталии... и все это было после 9 апреля, может, за день прежде, нежели ты осмелился ангелу говорить о любви, за месяц прежде, нежели рукой нечистой осмелился распечатать письмо, в котором она писала о любви?» — Терзайте, терзайте меня... этого требует справедливость высшая, небесное правосудие. О Наташа! Не слеза — кровь хочет брызнуть.
‘Ανάγχη!![134]
28. Понедельник. Вечер
просыпался несколько раз. Сегодня утомлен, глуп, пуст... А ты и сегодня ангел!.. Прощай, дай я поцелую руку, сегодня я не достоин целовать тебя в уста... Говею; прощай же.
29. Вторник.
На дворе солнце, и я выздоровел (душою). Нет, и тот, кто из паденья умеет подняться до полного раскаяния, и тот достоин милости бога, а когда еще ангел ведет его! Род человеческий уж для того должен был пасть, чтоб иметь радость быть спасенным Христом. Ты мой Христос! Что я писал в прошлом году, то повторю и теперь: говею я дурно, не могу заставлять душу молиться именно тогда-то (исключая седьмого часа); молитва молнией пронесется по душе, взглядом на небо, слезой — а »то все так материально. Но я люблю церковь, я всегда там мечтаю о тебе, думаю, как ты, ангел, стоишь дома перед Отцом и смотришь на него, и он благословляет тебя тою же десницей, которой благословляет шар земной — вселенную и — меня.
Нынешнее письмо коротко, прости — ты получишь следующее письмо в понедельник на Святой, прежде ответа от меня но переходи к княгине — но смотри, как бы не догадались: твой переход и мой приезд.
Как ударят к заутрени в Светлый праздник, поцелуй мой портрет, а я твою ленту, и души наши обнимутся.
Прощай.
Твой Александр.
Emilie братский поклон, — разумеется, я с нею увижусь, ежели приеду в М<оскву>.
Наташе.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). Изд. Павл., стр. 540 — 542. На автографе помета Герцена: «250».
Ответ на письмо Н. А. Захарьиной от 24 — 25 марта 1838 г. (Изд: Павл., — 533).
Итак ~ ты прочла «Елену». Да, это исповедь ~ Впрочем, не все же факт в ней. — О замысле повести «Елена» («Там»), отразившей отчасти отношения Герцена с П. П. Медведевой, см. письмо 75. Герцен отвечает в комментируемом письме на отзыв Н. А. Захарьиной о повести в ее письме от 24 марта 1838 г.: «Я читала „Там”, как пришло письмо. Елена была в обмороке, вся душа болела, грудь точно пилили, в глазах темнело <...> Теперь окончила повесть. Как писано, я не беру на себя судить этого, решительно могу ошибиться, а что писано, то мое, и я верно вижу, так оно или нет. За что ты разлюбил эту повесть, не за сумасшествие ли князя? Много чувств волновало душу, не волновавшие прежде, при чтении этой повести. Ведь и она письмо же, только ты не писал ко мне такого письма <...> Когда княгиня просила примиренья Елены на ее могиле, я не выдержала, залилась слезами и бросилась на землю, я благодарила бога, что могу преклонить колена перед Еленой живой, просить у нее примиренья и руки. Ежели б я прежде читала эту повесть, может, совсем бы иначе написала письмо к Мед<ведевой>. Зачем она у моих ног? Я у ее. Елена, прости! Но знай, сколько я виновата перед тобой, столько же и он. Да, потому что мы одно, одно до рожденья и за могилой <...> Да зачем же князь сошел с ума? Как не спасли его молитвы ангела? И зачем ангел, сделавшись ближе к богу, перестал молиться о несчастном? Князь, видно, не любил ангела, а то он не сошел бы с ума, а ангел все продолжал бы молиться. О, конец очень дурен...» (Изд. Павл., стр. 531).
... вымарал ~ «через десять лет»... — См. комментарий к письму 153.
... бродит и третья повесть... — Третья повесть из общего замысла, первыми частями которого были «Елена» («Там») и «Его превосходительство», не была написана.
... приезд на Святой... — Наталья Александровна в своем письме от 24 — 25 марта 1838 г. предлагала устроить свиданье «в четверг на Святой», 7 апреля, в Москве, в доме княгини Хованской.
... постороннего человека... — Очевидно, жандармского подполковника Жадовского, который изъявлял желание сопровождать Герцена в его поездке к родственникам и просил разрешения на это у начальства.
... одного генерала, живущего в Москве... — Имеется в виду граф Апраксин.
— Шутку Герцена о «кокетстве» см. в письме 166. «Я смеялась, читавши о своем кокетстве: пожалуй, тебе непременно хочется, чтоб совершенное забвение не только туалета, но и себя, называлось кокетством, — да будет! Я желаю всю жизнь так кокетничать», — отвечала Наталья Александровна (Изд. Павл., стр. 533).
... Герцену ~ »... — Герцен, очевидно, по памяти цитирует ответ Д. И. Блудова на рапорт об отпуске. В этом ответе говорилось: «... граф Александр Христофорович (Бенкендорф), имея в виду, что Герцену в недавнем времени оказана уже монаршая милость сближением его с родственниками, не находит с своей стороны возможным ходатайствовать ныне перед его императорским величеством об увольнении Герцена в отпуск в Москву» («Труды Владимирской ученой архивной комиссии», кн. IV, Владимир, 1902, стр. 61).
«И я полечу ждать тебя там». — Н. А. Захарьина писала 25 марта 1838 г.: «Тяжело, тяжело, но прочти те письма мои, где я говорю, что желаю только взглянуть на тебя. Да, и не довольно ли? Скажи довольно, и я не буду здесь ничего более ждать, я полечу туда ждать тебя» (
... мое письмо от моих именин 1837 года... — Письмо от 23 — 30 ноября 1837 г. (см. стр. 235 — 238 наст. тома).
... прежде ответа от меня не переходи к княгине... — Предлагая устроить свидание 7 апреля 1838 г., Н. А. Захарьина сообщала Герцену, что она будет спать в спальне княгини Хованской, откуда удобнее уйти незамеченной.
— 6 апреля 1838 г. — Изд. Павл., стр. 556 — 558.
[134] Судьба!! (греч.). — Ред.