55. Н. А. ГЕРЦЕН
18—20 декабря 1839 г. Петербург.
18. Вечер, поздно.
Велик, необъятен Шекспир! Я сейчас возвратился с «Гамлета», и, поверишь ли, не токмо слезы лились из глаз моих; но я рыдал. Нет, не читать, это надобно видеть (voir c'est avoir[59]) для того, чтобы усвоить себе. Сцена с Офелией и потом та, когда Гамлет хохочет, после того как король убежал с представления, были превосходно сыграны Каратыгиным; и безумная Офелия была хороша. Что это за сила гения так уловить жизнь во всей необъятности ее от Гамлета до могильщика! А сам Гамлет страшный и великий. Прав Гёте: Шекспир творит, как бог, тут ни дополнять, ни возражать нечего, его создание есть потому, что есть, его создание имеет непреложную реальность и истинность... Я воротился домой весь взволнованный... Теперь вижу темную ночь и бледный Гамлет показывает на конце шпаги череп и говорит: «Тут были губы, а теперь ха-ха!..» Ты сделаешься больна после этой пьесы. — Завтра в Эрмитаж.
Еще письмо от тебя, твоя душа, мой ангел, такая же бесконечная поэма любви, в ней та же грация, как в высочайших произведениях художества, художник бог не уступит Рафаэлю. Все в твоем письме дышит любовью, проникнуто поэзией.
Я перечитываю и перечитываю, и тотчас станет радостно и захочется сесть в дилижанс и мчаться, мчаться и обнять душку и поцеловать лапку, которая подписалась под письмом своим портретом. Да, мы счастливы — а они нет! О<гарев> звал меня поговорить об этом, я сказал ему дело и спросил, кто виноват? Слезы были у него на глазах и он наконец сказал: «Que faire à present on ne peut plus changer»[60]. — Он страдает и мечтает облегчить свою грудь, помиривши нас, — мы помирились — но он, верно, не меньше страдает.
19 декаб<ря>.
В ней есть поэзия; но это не высокая поэзия — avec minauderies, avec coquetterie[61], зато сердца нет, я не верю, чтоб она любила его, она обманывает, а ежели и любит, то что это за любовь. Ссора за меня так далеко было зашла, что она предлагала расстаться. Скорей расстаться, нежели пожертвовать гордостью. Понимаешь ли ты это? Отвернемся, это страшно, как сцена из «Гамлета».
Когда я смотрел на Тат<ьяну> Петровну, мне пришло в голову: так я встречусь с Полиной, может. Они обе были хороши до замужства; но мир высший, который один придает человеку печать духа божья, блеск и торжественность, не был для них необходимостью. Они могли удовлетвориться вседневными заботами... да за что же я говорю о Полине, может, она и не такова, может, но не больше. А за тебя я ручаюсь, даже в этом отношении ручаюсь за Марию (хотя она умом, а не сердцем подымается в сферу пообширнее хозяйственной). Какое расстояние между человеком в самом деле и добрым человеком. Сколько ступеней от Гёте до Зонненберга, и всем ладно, у каждого и свое счастье, и своя полнота жизни, и свое место. Чудеса.
Вечер.
Сегодняшний день провел я в Эрмитаже. Но не жди ни описаний, ничего. Какой гигант должен быть тот, кто может сразу оценить, почувствовать, восхищаться 40 залами картин. Тут надобно месяц времени. Да и я вовсе не умею смотреть на галереи. Как было бы в душе твоей, если б тебе прочли «Песнь Миньоны», главу «Онегина», «Фауста», куплеты Беранже, оду Шиллера и пр. за один присест. Когда я взошел в V или VI залу, я был неспособен вмещать ничего, душа была полна, и я смотрел так. Несколько картин Рафаэля — узнал ли бы я его без подписи? Из всех я узнал бы одну (заметь, это моя узкость, а не художникова) — Мадонна и старик Иосиф. Чем дольше я всматривался в черты Мадонны, тем отраднее становилось в душе, слезы навертывались, какая кротость и бесконечность во взоре, какая любовь струится из него, вот так человеческое лицо есть оттиск божественного духа. И ребенок очень хорош, он как-то задумчиво улыбается Иосифу... Фламандская школа. Страсть люблю эти сцены, вырванные из клокочущей около нас жизни, это другая сторона искусства. У итальянцев идеализация тела, здесь — жизни. Ну здесь было довольно случая посмотреть на Теньера, Остада и пр. В заключение меня поразила Loggia Рафаэля, сделанная совершенно по ватиканской. Представь себе огромную галерею, в которой нет нигде вершка, где не было бы картинки, или арабесков, или цветка, или белки... и все это делано по рисункам Рафаэля, и все имеет единство; такого украшения стен, с такою роскошью и избытком гения, льющегося через край, я и не мог вообразить себе. Довольно — обедал у Legrand, вечером был в Михайловском театре. Французская группа прекрасная, но выбор пьес плох. Тальони я еще не видал, билет достать довольно трудно. — Климат здесь для непривыкшего ужасный, мне кажется, что с тех пор как я приехал, все продолжается одна вьюга, неба не видать, дни продолжаются 4 часа и темным, холодным ночам не помогают газовые фонари. Зато обещают чудные ночи в мае, на берегах Невы — и их-то мы увидим вместе, мой друг!
Еду сейчас к Жуковскому, там решим, что сделать еще <?>, и куда определиться, и как, и пр. и пр. — Прощай, не знаю, успею ли сегодня приписать хоть строчку. Прощайте, мои милые. — А зачем вы это уронили Кат. Алекс? Ведь говорил, что разбудите?..
Хлопоты и хлопоты. — Прощай, в следующем письме я могу написать, когда буду.
Примечания
Печатается по автографу (ЛББратская помощь, 93—96.
На автографе помета Герцена: «283»; в тексте ряд зачеркнутых мест:
Стр. 66
7 on ∞ changer — было: c'est trop tard
34 Вместо: 40 — 50
Стр. 67
9 После: довольно — было: мест
36 когда — было начато: пол
—11 декабря 1839 г. (Братская помощь—82).
Сцена с Офелией ∞ Гамлет хохочет, после того как король убежал с представления... — Имеются в виду сцены из III акта «Гамлета». В. Г. Белинский писал В. П. Боткину 30 декабря 1839 г.: «Герцен был восторжен и упоен Каратыгиным в роли Гамлета» (Белинский, XI, 429).
... — Очевидно, Герцен пишет о следующем высказывании Гете: «В области религии и нравственности еще порою допускают божественное воздействие, что же касается науки и искусства, то в них видят нечто чисто земное, произведение чисто человеческих сил. Но пусть попробует кто-нибудь с одной только человеческой волей и человеческими силами создать такие произведения, какие можно было бы поставить рядом с творениями Моцарта, Рафаэля или Шекспира <...> они <...> превосходят обычную человеческую природу и <...> боговдохновенны» (цитируется в переводе с нем. по изданию: И. П. Эккерман. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни, М. — Л., 1934, стр. 851).
...«Тут были губы, а теперь ха-ха!»... — Герцен делится впечатлениями о сцене на кладбище из V акта «Гамлета» (в переводе Н. Полевого: «Тут были губы, которые целовали меня...» — М., 1837).
.... — На письме Натальи Александровны была обведена рука Саши Герцена.
Он страдает и мечтает облегчить свою грудь, помиривши нас... — Об отношениях Герцена и М. Л. Огаревой см. также в письме 44 и комментарии к нему.
...Мадонна и старик Иосиф— Имеется в виду картина Рафаэля «Святое семейство».
...вечером был в Михайловском театре. — 19 декабря 1839 г. на сцене Михайловского театра шла комедия «Frascatti ou Le Secret d'état» и водевиль «Le Gamin de Paris».
A зачем вы это уронили Кат. Алекс? Ведь говорил, что разбудите?.. — В письме H. A. Герцен нет никаких упоминаний, раскрывающих смысл этих строк. Возможно, что они являлись ответом на не дошедшую до нас записку Катерины Александровны, посланную вместе с письмом сестры.
—30 декабря на это и два последующих письма см. в комментарии к письму 57.
[59] Видеть — это иметь (франц.). — Ред.
«Что делать, теперь уже ничего не изменишь» (франц.);
[61] с жеманством, с кокетством (франц.). – Ред.