88. Т. А. и Н. И. АСТРАКОВЫМ
17 января 1841 г. Петербург.
Рукой Н. А. Герцен:
С. -Петербург. 1841.
Душка моя, милая Таня! Давно, давно я не писала тебе, за что даже получила выговор и от Александра; как, почему, отчего — оставим без ответа. Мы вспоминали о тебе в твои именины, сердечно поздравляли тебя, да и так-таки я часто о тебе думаю, часто хочется посмотреть на тебя, поговорить с тобою, ты ведь славное созданье, я ужасно люблю тебя, хотя в нас нет ни на волос сходства, а моей душе так хорошо меняться с твоею и мыслями и чувствами, в твоей столько истинного, натурального — да, Таня, люблю я тебя очень, и ты стоишь того.
Каково было мое удивленье получить через день после одного письма — другое от тебя, признаюсь, такой глупости я не ожидала от тебя, тебе хочется что б то ни было — да Брюллова — шут, пришлю что-нибудь перед отъездом из Петербурга. «Лиси язвини имеют», мы же не знаем, куда голову приклонить. И со всем тем — прелестна жизнь, Таня, о, иногда я так вполне чувствую свое счастье, что грудь становится тесна, и тут всегда мне захочется ясного, открытого неба, солнца, простора... а мы едем в Новгород, тоже серо-зеленое небо, туман, грязь, сырость — нехорошо. — Что делать, не здесь, видно, соединение всего лучшего — без ропота Ему надо покориться. Летом мы увидимся, если богу угодно будет, я со всею мелкотою буду в Москве, а Александр — не знаю. Что сказать тебе нового — мы живем совершенно внутреннею жизнию, тишина, однообразие, но хорошо, хорошо...
Маленький наш Александр — чудо, Таня, что-то выйдет из него! Я совершенно здорова. Будь и ты, моя милая душка, и здорова и счастлива, обнимаю тебя, господь с тобою. Люби, не забывай твою
Н. Герцен.
Николаю жму крепко руку. Шушка обнимает тебя, о, как бы он тебя полюбил.
Я сейчас возвратился с «Fidelio» Бетховена, Наташа спит, а еще рано, я взялся перебирать бумаги и нашел это письмо и принялся сказать и от себя несколько слов вам, Татьяна Алексеевна и Николай.
В последнее время было и черное, ну да чарка выпита до дна, разве подольют еще. — Что делать, розы без шипов редки, царевич Хлой искал их очень долго, как я читал в детской книжке.
Мы едем — да, вероятно, дошли слухи до вас — в Новгород. Это один из самых плохих городов на земном шаре — что делать. Было бы внутри души и дома неплохо.
Брюллова картина плохая стоит 100 руб<лей>, а получше 200 и 150, вот причина, по которой мы ее пошлем только мысленно, а вместо его портрета буду иметь честь прислать его бюст и притом купленный не у носячих, а в здешнем физионотипе, за сходство отвечает
А. Герцен.
17 января.
Примечания
НПГ, 64—65.
Письмо Т. А. Астраковой, на которое отвечает Герцен, неизвестно.
Я сейчас возвратился с «Fidelio» Бетховена... — Герцен присутствовал на бенефисе немецкой певицы Матис, состоявшемся 16 января 1841 г. и петербургском Большом театре.
— Герцен имеет в виду «Сказку о царевиче Хлоре» Екатерины II.
Брюллова картина плохая стоит 100 руб<лей>... — В начале ноября 1840 г. Н. А. Герцен писала Астраковой: «... досмерти бы хотелось что-нибудь петербургское послать тебе, ты меня утешишь безмерно, если скажешь, ну хоть безделицу какую, по картинной, по музыкальной или по тряпичной части; голубчик мой, утешь, скажи». Астракова, откликаясь на эти строки, выразила желание получить одну из картин Брюллова.
...— «Носячими» в то время называли разносчиков.