181. Н. X. КЕТЧЕРУ
7 февраля 1844 г. Москва.
7 февраля.
Писать некогда, да и смерть не хочется, а Алексея Алексеевича я просил на словах рассказать обо всем интересном и до нас касающемся тебе и Виссариону. Между прочим, чтоб он не забыл, вот пункты:
1) О Строгонове и берлинцах.
2) О Ратынском.
3) О глупости писать псевдонимы в письмах (это прямо тебе).
4) О визитных карточках Греча.
5) О старосте церковном и его детях.
К сему присовокупляется, что письмо от Огарева я не послал, потому что, кроме стихов на первой странице, остальное неважно. А посылать не хотелось. — Отец Грановского жив, а сам он болен. Табаку 5 фунтов повергаю к стопам вашим.
Набери к отъезду Ал<ексея> Ал<ексеевича> побольше новостей, например, чем же кончился донос Булгарина, и нет ли каких новостей в этом роде.
Засим прощай.
Весь твой А. Герцен.
Если успею, напишу Белинс<кому> цидулку.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано, по копии: Л III, 385—386. В автографе за письмом Герцена следует письмо Н. А. Герцен.
«Из новых знакомых ∞ односторонностию» приписаны Герценом на полях и, по-видимому, после письма Н. А. Герцен.
Год определяется содержанием письма, в котором Н. А. Герцен сообщает о состоянии раны Саши (см. об этом же в письме к Кетчеру от 30 января — 3 февраля). В письме Н. А. Герцен есть также сведения о самочувствии Герцена: «Гранка нездоров <...> мы только переписываемся, а не видимся, Ал<ександр> еще не выходит...»
О Строгонове... — Герцен имеет в виду положение, создавшееся в Московском университете в связи с публичными лекциями Т. Н. Грановского (см. письмо 168 и комментарий к нему). В результате кампании, которую подняли влиятельные представители реакционной профессуры, обвинявшие Грановского в пропаганде философии Гегеля и в пренебрежении к церкви, ему было предложено, под угрозой увольнения, решительно изменить направление своих лекций. Это требование предъявил Грановскому попечитель Московского учебного округа гр. С. Г. Строганов, пользовавшийся репутацией либерала и первоначально поощрявший чтение публичного курса (см. Грановский 14, 18, 25 января 1844 г. — II, 324, 326—329). Последняя запись, сделанная по этому поводу, заключается размышлением о необходимости ехать за границу ввиду надвигающегося террора. Очевидно, А. А. Тучков должен был передать Кетчеру подробности всех этих событий, которые Герцен не счел возможным сообщать по почте.
О берлинцах. — Видимо, речь идет о Н. П. Огареве и H. М. Сатине, которые находились в это время в Берлине. Что именно имеет в виду Герцен, неизвестно, так как письма их за январь — февраль 1844 г. не сохранились.
О Ратынском. — См. письмо 179 и комментарий к нему.
. — 1 февраля 1844 г. Герцен записал в дневнике: «1 января в Париже, где теперь Греч, были во все домы, куда он ездит, разосланы визитные карточки: N. de Gretch, mouchard de la Majestée russe» (II, 329). H. И. Греч, издатель официозной газеты «Северная пчела», в 1843—1844 гг. жил за границей. Заслуженная им на родине репутация агента III отделения закрепилась за ним и в Париже. Этому способствовала его брошюра «Examen de l'ouvrage de m. le marquis de Custine intitulé. ,,La Russie en 1839"», Paris, 1843. («О сочинении маркиза де Кюстина „Россия в 1839 году"», Париж, 1843). Эта брошюра, по словам Герцена, поражала «цинизмом раба, потерявшего всякое уважение к человеческому достоинству» (II, 340).
...письмо от Огарева я не послал... — Это письмо не сохранилось.
...чем же кончился донос Булгарина— В декабре 1843 г. петербургский цензурный комитет вынес решение «озаботиться прекращением ругательств, которыми осыпают друг друга журналисты, особенно Булгарин и Краевский» (А. В. Никитенко. Дневник, т. I, 1955, стр. 273). В ответ на это Булгарин написал председателю цензурного комитета Г. П. Волконскому письмо, в котором обвинял его и министра народного просвещения С. С. Уварова в попустительстве «либерализму». Приведя несколько выдержек из «Отечественных записок», характеризующих, по его мнению, «неблагонадежность» этого журнала, Булгарин писал: «... но с того времени, как вы председательствуете в комитете, пропускаются вещи посильнее и почище этих». Далее он требовал создания специальной комиссии, заявляя, что предстанет перед ней как «доноситель» для обличения партии, колеблющей веру и престол (там же, стр. 274).
Об этом доносе сообщил Герцену Кетчер (см. дневниковую запись от 1 февраля 1844 г. — II, 329). Результатом доноса было указание Уварова цензорам «быть как можно строже», так как он «действительно нашел в журналах статьи, где под видом философских и литературных исследований распространяются вредные идеи» (см. А. В. Hикитенко. Дневник, т. I, 1955, стр. 276). «Самое интересное во всех этих распоряжениях министра, — писал Никитенко, — то, что они как бы совершенно оправдывают донос Булгарина на него самого, на князя Волконского и на всех нас» (там же, стр. 276). На этом дело о доносе кончилось, без каких-либо последствий для «Отечественных записок».
Если успею, напишу Белинс<кому> цидулку. — Письмо Герцена Белинскому от февраля 1844 г. неизвестно.
∞ ошиблись с вашей односторонностию— О знакомстве Герцена с Ю. Ф. Самариным и об их отношениях см. письма 168, 226 и комментарий к ним. Упрек в «односторонности» касается не столько Кетчера, сколько Белинского, и относится к разногласиям его с Герценом в вопросе об отношении к славянофильству (см. об этом письмо 188 и комментарий к нему).