Герцен А. И. - Кетчеру H. X., 27 апреля 1844 г.

188. H. X. КЕТЧЕРУ

27 апреля 1844. Москва.

Здравствуйте, достопочтенный Herr Кетчер, вот вам и Иван Павлович, которого ты не видал с Кунцева. Ваша разлука вставлена между двумя праздниками — он теперь едет весь под влиянием d'une orgie monstre, данной в честь Грановского в день окончания его курса. Такого торжественного дня на моей памяти нет. Ты ужасно много потерял, что не был здесь. Так как я сейчас писал о том же к Белинскому, то почти выписываю оттуда. Аудитория была битком набита, Грановский заключил превосходно; он постиг искусство как-то нежно, тихо коснуться таких заповедных сторон сердца, что оно само, радуясь, трепещет и обливается кровью. Публика, может, сначала стала собираться шутя, курьезу ради — но вскоре она была увлечена ей вовсе неведомым наслаждением энергической всенародной речью; смелая чистота и романтическая нежность, открыто благородный образ мыслей, вера в прогресс и любовь к каждой увядающей форме — возбуждали un frémissement de sympathie[165]. Окончив, он встал. «Благодарю, — говорил он, — тех, которые сочувствовали с моими убеждениями и оценили добросовестность, благодарю и тех, которые, не разделяя их, с открытым челом, благородно высказывали мне несколько раз свое несогласие»; при этих словах он как-то весь трепетал, и слезы были на глазах, когда он еще раз сказал: «Еще раз благодарю вас».

Что было потом, нельзя себе представить, крики «браво, прекрасно», треск, шум, слезы на всех глазах, дамы жали его руки etc, etc. Приготовлен был обед торжественный, à la List, в доме у Аксакова. Жаль, что и тут ты не был. Всё напилось, даже Петр Як<овлевич> уверяет, что на другой день болела голова, я слезно целовался с Шевыревым. Детали предоставляю Галахову. Потеря не шутя, ибо за пиром продолжалась та же энергия и одушевление. Распоряжались обедом Самарин, я и Сергей Тим<офеевич> Аксаков. Вина выпито количество гигантское, и NB не было сотерну, лафиту меньше 9 рублей бутылка, prachtvoll und donnerwetterlich[166].

— на вашу квартеру, и потом он был у меня. Дело поправлять нечего, он остается казначеем, но не советником. Узнать, почему остановлено представление о награде, я могу — но далее, что же тут делать, где замешалась личность. — Точно ли ты в мае будешь здесь; очень, очень было бы хорошо. Потом все вон: Гранов<ский> едет в Малороссию, я в деревню — Корш останется один. — Покупка «Галатеи», кажется, совершенно идет на лад, граф Строгонов обещал выхлопотать все, что надо. Корш редактор, хотелось бы другое имя — «Ежемесячное обозрение». В последнее время я недоволен «От<ечественными> зап<исками>», прочти мое письмо к Виссариону. — Что вы хотите делайте, ругайтесь или хвалите, я в одном неизменен — это в той добросовестной и светлой гуманности, которая всегда бежит от исключительных (haineux[167]) теорий и взглядов. Только смеясь или шутя можно думать, что я разделяю мнения Хомякова et С^nie; но я вовсе не шутя говорю и прежде говорил, что я со многими очень сочувствую и сердцем и умом, в очень многих сторонах и во имя этих сторон, а равно и во имя благородст<ва> убеждений, я не отворачиваюсь. Так полгода тому назад ты и Белинский смеялись над тем, что я сблизился с Самариным. А который из вас знал его? Самарин юноша высоких дарований и в полном развитии, ему только 25 лет — а вы уж осудили его. Я сначала инстинктом оценил его. Теперь спроси-ка Галахова, как этот человек гигантски подвинулся вперед от всех прежних товарищей, это одна из самых логических натур в Москве, это человек, который далеко выше Хомякова и даже Аксакова. Кто был прав! Далее, отчего Белинского статьи возбуждают досаду и зло и разномыслящих с ним, а мои статьи, как и я сам, принимаются с каким-то теплым, хотя и несогласным чувством.

Гуманность — мое знамя. — Теперь я занимаюсь Naturphilos<ophie> Гегеля, хочу писать в деревне.

Рукой Н. А. Герцен:

Зачем это посетил тебя такой несносный гость — нарыв? Прогони его скорей, мы ждем тебя 8-го мая, без тебя этот день будет как без головы, а потом бог знает, много ли таких дней нам придется провести вместе, и потому надо пользоваться малейшею возможностию. Прошлого года я была больна, а нонче Лиза; она, бедняжка, сидит все в темной комнате, и ей обещают еще долго не видать хорошо, — глупо и глупо многое на свете! К тому сам Гр<ановский> нездоров, а она не может ходить за ним, — это мученье. Я, по обыкновению, все хлопочу с нянюшками да мамушками, Николенькина прислуга отличная, а Сашку не с кем пустить гулять, сама я все такая дрянная, — здорова, а сил нет, и всё еще, кажется, уменьшаются. Несмотря на это, была на последней лекции Гр<ановского> и видела торжество его, и видела в первый еще раз такой единодушный восторг стольких людей. Жаль, что недоставало многих близких ему. — Приезжай, тебе хорошо будет. Да напиши, приедешь ли, несносно быть в неизвестности. Прощай, жму твою руку, досадно на тебя, что мало пишешь.

Рукой Саши Герцена:

Кетчер, не дожидайся лета, а приезжай теперь.

Рукой Н. А. Герцен:

Перевожу:

Supplément extraord<inaire>^[168].

Анекдот: Саша уверял Галахова, что профессор только и есть Грановский. Галахов говорит: «А Кетчер»? Саша, скандализованный, возразил: «Какой же он профессор, Грановский читает, а ему хлопают, а он кланяется». Галахов сказал: «И Кетчер читает» — но Саша торжественно ответил: «Нет, Кетчер бранится, а не читает». Галахов обязуется подтвердить, да кстати пусть он тебе расскажет премилый анекдот о Корше и газетах. — Читал ли ты статью о неграх?

Засим обнимаю тебя. Мих<аил> Сем<енович> хотел принести записочку, да нет его что-то.

Крюков очень болен и так переменился, что вряд можно ли ждать улучшения. Жаль и бесконечно жаль.

Аксаков тебе кланяется.

Примечания

Печатается по автографу (ЛБЛ III, 393—395; приписка H. A. Герцен — ГНМ, 101; приписка Саши Герцена публикуется впервые.

Порядок расположения частей письма Герцена и приписок следующий: л. 1 и л. 1 об. — письмо Герцена до слов: «Prachtvolle und donnerwetterlich»; далее помечено рукой Герцена: «Transpore А». Продолжение, помеченное «Transpore», находится на вложенном листе (на обороте которого приписка Саши Герцена) и оканчивается словами «только смеясь», после чего обозначено: «2 Transpore». На л. 3 приписка Н. А. Герцен, на л. 3 об. продолжение письма Герцена, помеченное «2 Transpore». Добавление Герцена, озаглавленное им «Supplément extraord<inaire>», следует на отдельном листе иного формата и бумаги, чем все письмо, и, по-видимому, было написано последним. Поэтому оно помещается после приписки Н. А. Герцен.

...— Письмо было послано с И. П. Галаховым, направлявшимся через Петербург за границу.

...под влиянием d'une orgie monstre ∞ в день окончания его курса. — Герцен называет «грандиозной оргией» торжественный обед в честь окончания курса публичных лекций Т. Н. Грановского (о них см. письмо 168 и комментарий к нему), который состоялся 22 апреля 1844 г. в доме С. Т. Аксакова. Устроителями его были Герцен, С. Т. Аксаков и Ю. Ф. Самарин. Герцен и его московские друзья рассматривали этот обед как «опыт примирения» со славянофилами (см. «Былое и думы» — IX, 166). Однако уже 12 мая 1844 г. Герцен высказал в дневнике мысль о невозможности истинного сближения со славянофилами, а спустя полгода расхождение между ними определилось окончательно (см. дневниковые записи от 9, 20 и 29 ноября, 4, 17, 18, 30 декабря 1844 г., 10 января, 14 и 23 февраля 1845 г., письма 208, 226 и 227). Описание обеда в честь Грановского см. в дневниковой записи Герцена от 24 апреля 1844 г. (II, 351), в «Былом и думах» (IX, 166) и в «Литературных воспоминаниях» И. И. Панаева (М., 1950, стр. 205).

...я сейчас писал о том же к Белинскому... — Это письмо и ответ на него Белинского, полученный около 17 мая 1844 г., неизвестны.

...à la List... — Герцен сравнивает обед в честь Грановского с торжественным приемом, устроенным Н. Ф. Павловым в 1843 г. в честь Ф. Листа. Об этом приеме восторженно писала московская пресса (см. «Москвитянин», 1843, № 5).

Получивши твое последнее письмо... — Это письмо неизвестно. Далее речь идет о В. X. Кетчере (см. комментарий к письму 184).

Точно ли ты в мае будешь здесь— В мае 1844 г. Кетчер приезжал в Москву (см. дневниковые записи Герцена от 12 и 30 мая 1844 г. — II, 353, 355).

Гранов<ский> едет в Малороссию, я в деревню... — См. письмо 191 и комментарий к нему.

Покупка «Галатеи», кажется, совершенно идет на лад ∞ «Ежемесячное обозрение». — В 1844 г. Герцен и Грановский сделали попытку получить разрешение на издание собственного журнала. Первоначально предполагалось приобрести у С. Е. Раича право на издание журнала «Галатея», так как получить разрешение на передачу уже существующего журнала было проще, чем хлопотать о новом. Переговоры о покупке «Галатеи» длились в течение апреля и мая 1844 г. (см. , II, 416—417). Однако они не имели результатов, так как окончательная цена, запрошенная Раичем, превышала возможности Герцена и Грановского. Так же обстояло дело и с журналом Ф. Н. Глинки «Русский вестник» (см. Ю. Г. Оксман. Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского. М., 1958, стр. 381, и письмо Грановского к Фролову от 21 октября 1844 г. — Грановский«Галатея» и «Русский вестник». В июне 1844 г. Грановский подал ходатайство о разрешении на издание журнала «Ежемесячное обозрение». В продвижении его обещал содействовать гр. С. Г. Строганов (см. Ю. Г. Оксман. Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского. М., 1958, стр. 381, и письмо 191). Средства на издание предполагали дать Герцен, Грановский, Огарев, П. Г. Редкин, Д. Л. Крюков, И. П. Галахов и др. (см. письма 208 и 227). В ожидании разрешения Герцен деятельно принялся за сбор материалов: обратился к Кетчеру, Белинскому и И. И. Панаеву с просьбой принять участие в журнале (см. письмо 191) и сам немедленно принялся за работу над «Письмами об изучении природы» (см. письма 192, 194, 198, 203, 206 и 208). Ответ на ходатайство был получен только в конце декабря 1844 г.: «Г<осударь> не соизволил разрешить господину Грановскому издавать журнал» (см. дневниковую запись от 27 декабря 1844 г. — II, 397). После этого Герцен обратился к А. А. Краевскому с предложением постоянного сотрудничества в «Отечественных записках» (см. письмо 217).

Что вы хотите делайте ∞ Гуманность мое знамя— Вопрос об отношении к славянофилам был долгое время предметом разногласий между Герценом и Белинским. Резко отрицательно относясь к охранительным тенденциям С. П. Шевырева, М. П. Погодина, А. С. Хомякова и H. М. Языкова, Герцен глубоко уважал К. С. Аксакова, братьев Киреевских, Ю. Ф. Самарина и долгое время питал иллюзии по поводу возможности сотрудничества с ними. «Истинного сближения между их воззрением и моим не могло быть, но могло быть доверие и уважение <...> — писал Герцен. — С полной гуманностью, подвергаясь упрекам со стороны всех друзей, протягивал я им руку, желал их узнать, оценил хорошее в их воззрении» (дневниковая запись от 12 мая 1844 г. — II, 354). Это стремление Герцена найти положительный элемент в воззрениях славянофилов и точку соприкосновения с ними постоянно встречало решительный отпор со стороны Белинского. Он исключал всякую возможность какого бы то ни было общения со своими идейными противниками, поэтому такие факты, как сближение Герцена с Самариным (см. письмо 168 и комментарий к нему) или попытка примирения со славянофилами на обеде в честь Грановского вызывали с его стороны возмущение и насмешку. Получив письмо Герцена с описанием этого «примирительного» банкета, Белинский ответил ему негодующим письмом, категорически отказываясь от союза со славянофилами (содержание этого письма известно по дневниковой записи Герцена от 17 мая 1844 г. — II, 354; см. также «Литературные воспоминания» И. И. Панаева, М., 1950, стр. 206). Непримиримость Белинского Герцен долгое время рассматривал как проявление «односторонности в самом мышлении» (см. II, 354, и письмо 168). В связи с этими разногласиями он писал: «Странное положение мое, какое-то невольное juste milieu в славянском вопросе: перед ними я человек Запада, перед их врагами человек Востока. Из этого следует, что для нашего времени эти односторонние определения не годятся» (дневниковая запись от 17 мая 1844 г. — II, 354). Однако, по мере того как углублялись его расхождения со славянофилами, Герцен вынужден был признать правоту Белинского и занять столь же непримиримую позицию, как и он (см. письмо 226 и комментарий к нему).

Теперь я занимаюсь Naturphilos<ophie> Гегеля, хочу писать в деревне— Речь идет о втором томе «Энциклопедии философских наук» Гегеля, посвященном философии природы; Герцен читал его в апреле — мае 1844 г. (см. дневниковые записи от 14 и 19 апреля и 2 июня 1844 г. — II, 349, 350 и 355). Сообщение о планах писать в деревне, т. е. в Покровском, — первое упоминание о замысле «Писем об изучении природы», задуманных под влиянием знакомства с философией природы Гегеля. К работе над ними Герцен приступил летом 1844 г. (см. письма 193 и 194).

Читал ли ты статью о неграх? — Речь идет об анонимной статье «Освобождение негров во французских колониях» («Московские ведомости» от 6—13 апреля 1844 г., №°42—45), в которой проводилась довольно прозрачная аналогия между рабством негров и крепостным правом в России. «Замечательная статья <...>

— писал по этому поводу Герцен. — Приложение прямое, и в официальной газете» (дневниковая запись от 14 апреля 1844 г. — II, 349). Статья получила широкий резонанс и привлекла внимание III отделения (см. М. К. Лемке. Николаевские жандармы и литература 1826—1855 гг., 1908, стр. 153—155).

— Ред.