198. Е. Ф. КОРШУ
27 июля 1844 г. Покровское.
С. Покровское. Июля 27.
В «Алгемене» (как выразился чиновник, приходивший за запрещенным №) было прописано, что какой-то Гротгусс открыл большое пятно на диске солнца, от которого будто происходит гнусная погода. Я верю, что не только пятно, а дыра на солнце; дождь льет как из ведра, как будто для того, чтоб оправдать клевету Мих<аила> Сем<еновича> насчет болотистого грунта — was gar kein Grund hat und geht zu Grunde. — A что, если и в самом деле пятно на солнце — земля охладеет, сделается сыро, вечный туман наляжет, растения побледнеют, люди позеленеют, в газетах будут писать: «Тогда-то в Неаполе светил край солнца 20'19", и притом теплый воздух доходил до +1° по Реомюру». Ну что мы тогда сделаем с прогрессом? Notez bien, cher chevalier[182]именно действительность беспрерывно видоизменяется, бежит, как от кошмара, и приближается к свободно-необходимой сфере понятия — но только в мышлении. А так как планеты и солнце еще не примиренное существование... и так далее, скучно, порядочный человек не станет заниматься глупой возможностью, и потому довольно о пятне. Имея досуг от пятна, я почти до конца перечитал I часть «Энциклопедии» Гегеля. Черт знает что за мощный гений. Перечитывая, всякий раз убеждаешься, что прежде узко и бедно понимал. Все новое филос<офское> движение внутри его. Человечество в 20 лет только успело раскусить его и понять как надобно, прежде оно его понимало, как Редкин — т. е. как не надобно.
1-е письмо для журнала готово — оно, кажется, недурно, но следовало бы побольше развить — время на это много в Москве будет, здесь нет книг. Может, и 2-е напишу скоро — да что-то страшно ценсуры, которая, как костоеда, выест кости и оставит мякоть.
Когда будешь на Никольской (или пошли с запиской), возьми, пожалуйста, у Глазунова тюк с статьями и из них возьми одну себе, а другие отошли к нам в дом или, все равно, оставь у себя вместе с той статьей, которая отпечат<анна> в «Москвитянине», сей последней пришли два экземпляра сюда (мне и Елиз<авете> Богд<ановне>).
не нужно, которые оскорбительны. А для чего ж ты не устроил приездку сюда? В дурную погоду скверно, а в хорошую мы провели бы два дня превосходно. Впрочем, я не отчаиваюсь. Зову, прошу и заклинаю!
Я себе отрастил бороду сначала без усов, наконец перестал и усы брить, отчего получил вид человека, содержащегося в доме умалишенных. — Все здоровы. Лизав<ета> Богдановна курит и в зонтике очень похожа на покойника Барклая де Толли. Ма фам от отчаяния бросилась на овощь — редьку, брюкву, кочерыги и тому подобные удобоваримые вещи. Барклай постояннее и придерживается крепких напитков и лихорадки. — Утром в 9 часов приносят ендову молока кипящего — это prolegomena[183], потом чай и кофей как следует, и в 2 часа не обед (Unmittag, die Negation des Mittags[184]), вроде как подавали у Собакевича — всё что попало — бревно, в сале вареное, трава с маслом, телега картофелю, воз грешневой каши, стадо баранов, гряда луку. Потом через час малина — простокваша — раки — чай — малина — простокваша — раки. К вечеру мы сыты; — и читаем Вальтера Скотта (т. е. я читаю, а аудитория спит). Наташа велела присовокупить, что она с Елиз<аветой> Б<огдановной> очень много занимается: читают Консидерана и консидерируют фаланстера. Ну, да это, впрочем, не оправдывает ни на грош. — Вот ведь и забыл в этой смете, что Ел<изавета> Б<огдановна> ежедневно за чаем употребляет улей сотов (труд шестимесячный 50 000 пчел), запивая его пенничком и, чтоб защититься, говорит, что это очень полезно для поправления почерка, — я не верю.
Прощай. — Я полагаю, что погода скорее выживет нас, нежели мы думали, вряд останемся ли до 26 августа, хотя хотелось бы. Дороги до того дурны, что нет никакой возможности ехать в большом экипаже. (Заметь, что это шоссе, стоившее невероятных сумм).
Твоя картинка, изображающая Федю и Сашу в умильном положении, напомнила мне тот прекрасный род живописи, который был найден в мехиканских развалинах, за вашу изощренную учтивость позвольте и мне со всею семьею идти к вам в кабалу и крепость.
А. Герцен.
Что Крюков? — Кланяюсь усердно Софии Карловне. Поднеси, сверх себя, один экземпл<яр> моей статьи о Гр<ановском> Марии Федоровне, à propos, я читал письмо Мар<ии> Фед<оровны> к Лиз<авете> Богд<ановне> и Наташе. «C'est du Corchisme tout pur»[185], — я скажу об вас, перефразируя фразу Морошкина: «В вас римская душа с византийской неприступной этнистостию». Я думаю, вы не рассердитесь на меня за эту шутку, это будет с вашей стороны нехорошо, потому что наверное не много людей, которые так глубоко вас уважают и, что еще важнее, так просто любят, как я.
Наташа кланяется много и много; коли будет время, сама будет писать с Лиз<аветой> Богд<ановной>. Но времени нет, а через два дня опять едут. —
Печатается по автографу (ЛБ«Помощь голодающим», М., 1892, стр. 517—519.
Год определяется содержанием письма: упоминание об окончании первого письма из цикла «Письма об изучении природы», шутки по поводу дурной, дождливой погоды — ср. запись в дневнике Герцена от 23 июля 1844 г., почти дословно совпадающую с началом письма: «Пишут, что в Германии заметили астрономы пятно на диске солнечном и что от этого пятна зависят разные метеорологические перемены...» (II, 369).
...оправдать клевету Мих<аила> Сем<еновича> насчет болотистого грунта — was gar kein Grund hat und geht zu Grunde— Т. е. «что лишено всякого смысла и потому уничтожается само собой» — игра слов, основанная на сходстве звучания русского «грунт» и немецкого «Grund».
...перечитал 1 часть «Энциклопедии» Гегеля. — Речь идет об «Энциклопедии философских наук» («Encyclopädie der philosophischen Wissenschaften im Grundrisse»), часть первая — «Логика». Герцен перечитывал эту книгу для работы над первой статьей «Писем об изучении природы» — «Эмпирия и идеализм» (см. II, 365).
1-е письмо для журнала готово ∞ здесь нет книг. — «Письма об изучении природы» предназначались для публикации в новом журнале «Ежемесячное обозрение» (см. комментарий к письму 188). Первая статья этого цикла — «Эмпирия и идеализм» — была начата Герценом в июле 1844 г. в с. Покровском. 20 июля он записал в дневнике: «Кончил первое письмо об естествознании». После того как в издании журнала было отказано, Герцен вернулся осенью этого же года к работе над статьей (см. письмо 208) и только в начале февраля послал ее Краевскому для опубликования в «Отечественных записках».
... — Второе письмо — «Наука и природа — феноменология мышления» — было начато в августе 1844 г. и закончено одновременно с первым.
...с той статьей, которая отпечат<ана> в «Москвитянине»... — Статья «О публичных чтениях г-на Грановского» (II, 121—127).
Ma фам— Моя жена (франц. Ma femme).
...читают Консидерана... — Речь идет о книге французского социалиста-утописта Консидерана «Destinée sociale» («Социальная будущность»).
...напомнила мне тот прекрасный род живописи, который был найден в мехиканских развалинах... — Герцен, вероятно, имеет в виду развалины города Теориуакан (близ г. Мехико) — замечательного памятника изобразительного искусства древнейшего мексиканского племени тольтеки. Особенно прославилась фресковая живопись этого города.
...... — Герцен неоднократно иронически отзывался о фразеологии Морошкина (ср. в «Былом и думах» — IX, 156). Вероятно, в данном случае речь идет о каком-либо высказывании, употребленном во время чтения курса лекций по истории права? который Герцен слушал у него в Московском университете.
[182] Заметьте, дорогой рыцарь (франц.). — Ред.
[183] вступление (лат.);
— Ред.
— Ред.