245. Н. П. ОГАРЕВУ
22 ноября/4 декабря. Москва. 1845.
После шестимесячного молчания я был очень рад, что ты не знаешь адреса Ал<ексея> Ал<ексеевича> и что у тебя нет денег, — две причины, заставившие тебя написать твое (впрочем, пустейшее) письмецо.
Ты жалеешь о времени, когда писались целые листы и когда, прибавлю я, одни внешние обстоятельства могли заставить полгода молчать. Гегель прав, говоря, что дружба в смысле шиллеровском преобладающее чувство в юности, — из этого никак не следует, что я думаю, что в продолжение долгого отсутствия ты менее любишь меня, нас... о нет... есть любовь страдательная и есть деятельная любовь; страдательная любовь может быть очень сильна — она плачет, она говорит — потом утирает слезы, и, главное, она ничего не делает. Как Гамлет сказал Полонию: «Слова... слова...» В этой любви ты силен, я прежде не понимал ее, но с тех пор как письме в продолжение двух лет ты плачешь об нас и о скором возвращении — я ее иначе понял, а именно — нервной слабостью, соединенной с привязанностию ко всему былому, к графу Саз<онову>, к М<арии> Л<ьвовне>, ко мне. Меня ты, вероятно, любишь больше их всех, и в этом я не сомневаюсь, да, впрочем, я и заслуживаю любви больше их.
Но если действительно юношеская дружба заслоняется деятельностью совершеннолетия — то по странному стечению обстоятельств ты, как Беттина, не достигаешь совершеннолетия, — а только теряешь юное. Ex<empli> gr<atia>[240]. В каждом письме ты пишешь, что принимаешься за работу, что скоро начнешь? Да не забыл ли ты, что 28 ноября 1813 года было 32 года тому назад. Да и отчего же необходимо ехать в Берлин, в Москву для того, чтоб начать что-нибудь делать, что за географическая зависимость, — где судьба бросила, там и работай.
— и бросил его. Потом Гр<ановский> писал к Фролову почти то же самое, и я был ужасно рад, что он бросил камень, а не я, он имеет в 1000 раз более прав. Да, вот человек действительно работающий, вот человек деятельной любви к науке. А мы — дилетанты, рантье и больше ничего, я еще несколько привык к труду — от труда перейти к двойному можно — но от лени к труду трудненько. —
Да, Signore, трезвый взгляд на личности дело тягостное, я долею окрепился, настолько, что начинаю поднимать последние покрывали и, как ни больно, говорю, что вижу. Никто лучше меня не знает лучшей стороны твоей, поэтической, благородной, гуманной, глубоко симпатической — но это не все, если б не было этой стороны, так стоило ли бы говорить о тебе, мало ли праздных рантье, начиная... ну зачем называть кого-нибудь, повторяю, мало ли их. Да и никто не спрашивает у них отчета, куда они девают свои деньги.
голл<андского> полотна.
Он должен взять в расчет, что я потолстел почти как Фальстаф, или нет — как Чичиков, а впрочем, не вырос. — Тебе я этой ком<иссии> не поручаю, потому что ты забудешь или — еще хуже — вспомнишь и купишь дряни за тройную цену. ‒
Так как вы приедете вместе с графом, то я не шью себе ни штанов, ни жилетов, он верно привезет сочным плодом монстра и Париже un pantalon monstre, un gilet désespoir, и я воспользуюсь. Да, вероятно, и Ник<олай> Михайл<ович> — итак, я хожу голый до тех пор.
Если Тучков не достанет денег, я достану, но это не в уплату твоих 5000. Я об них поговорю с тобою здесь.
Кланяйся Фролову — я ему послал свою брошюрку «Письма об изучении природы». — Если Don Basilio приехал из Кордовы, то и ему пожми руку — «пантеистическое наслаждение!»
Здесь все по-старому. — Я мещански счастлив дома, все тихо и хорошо, здоровье Нат<аши>, не хуже, наверное. Дети — дети. Кетчер состарелся, очерствел как-то до того, что иногда тягостен — своей дикой односторонностию. Вот и все.
Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: ГМ, 1913, № 7, стр. 192—194.
— ЛН—88.
После шестимесячного молчания я был очень рад ∞ у тебя нет денег... — В письме от 6 ноября (25 октября) 1845 г. Огарев жаловался Герцену и Т. Н. Грановскому на недостаток средств и просил передать его письмо А. А. Тучкову, от которого ожидал денег, необходимых для возвращения в Россию.
... — Огарев писал Герцену: «Мне жаль того времени, когда я мог писать письма на восьми страницах и думать, что говорил много дела. Теперь чувствую, что дельного мало говорил, ergo, надо добиться, чтоб опять прийти в такой период, где можно думать, что говоришь дело, даже если и врешь. Тогда я буду писать длинные письмы по городской почте, если она заведена в Москве, а говорить я, кажется, охоч по-прежнему» (ЛН
Гегель прав, говоря, что дружба в смысле шиллеровском преобладающее чувство в юности— Очевидно, Герцен имеет в виду анализ чувства дружбы в разные периоды жизни человека, данный Гегелем в «Лекциях по эстетике» (Сочинения, т. XIII, кн. 2, М., 1940, стр. 133).
Как Гамлет сказал Полонию: «Слова... слова...» — В. Шекспир, Гамлет, действие II, сцена 2.
...∞ Да не забыл ли ты, что 28 ноября 1813 года было 32 года тому назад— На этот упрек Огарев отвечал в письме от 26 декабря 1845 г.: «Что я не достиг совершеннолетия и, может, не достигну его, в этом каюсь. Также каюсь, что скверно быть в географической зависимости насчет труда; я сам раз ругал за это человека посильней меня. Но, к сожалению, это факт; в иной атмосфере иначе, легче дышется, и внутреннее спокойствие и светлость поддерживают труд. В другой атмосфере это иначе делается. Я не умел жить выше климатических условий и виповат. Однако, я не совсем без дела, хотя и не занят наукой. Много письма в виду и кое-что делаю; но говорить об этом не хочу ни с кем» («Звенья», кн. I, 1932, стр. 110). Н. П. Огарев родился 24 ноября (6 декабря) 1813 г.
Потом Гр<ановский> писал к Фролову почти то же самое ∞ он имеет в 1000 раз более прав. — Речь идет о письме к H. Г. Фролову от 17 октября 1845 г., в котором Грановский очень резко судил об Огареве: «В приезд Огарева не верю: я не могу вспомнить о нем без глубокой печали. Герцен тоже. Как много природа и судьба дали этому человеку, и что он сделал из этих даров. Жизнь, преданная исканию мелких, дешевых наслаждений, припадки раскаяния, и потом успокоение себяв сознании собственного бессилия. Так мириться с совестью не трудно. И сколько эгоизма в такой жизни! Я не ригорист по природе, и сверх того личные слабости не дают мне права быть строгим к другим, но больно потерять веру в человека такого, как Огарев. Что он делал и делает за границей? Если б он был простой турист, русский барин, путешествующий с целью развлечения и удовольствия, без других целей в жизни, без других притязаний, разумеется, он был бы прав. Говорят, что в России не для всякого возможна деятельность. Это оправдание людей, которые не хотят ничего делать» (, II, 420). Огарев согласился с критикой Грановского; в письме к Герцену от 26 декабря 1845 г. он писал: «Я не заметил, что Грановский бросил в меня камень, выпрошу его письмо у Фролова, чтоб перечесть. Ты изобрел глупое слово: бросить камень, когда друг высказывает то, что его оскорбило в друге. Ты же не камень в меня бросил, друг мой, а высказал то недовольство мною, как я его высказываю часто самому себе, и тем больше заставляешь меня видеть в тебе моего alter ego. Я даже и на счет тебя согласен, что ты дилетант в науке в сравнении с милым профессором, но не совсем; он — мой самый симпатичный из смертных — сам отдает тебе справедливость. Обнимаю его горячо. Камень его принимаю со всею откровенностью прямодушия и с полной верой в его дружбу. Carissimi <дражайшие>, я менее, чем дилетант в науке. Часто ее запросы спят во мне, и я могу работать только тогда, когда они пробуждаются. А без внутреннего запроса не хочу работать, это sui generis farniente <своего рода ничегонеделание>. Может быть, я долго еще не перейду к труду, который существует в намерении, т. е. к труду в науке, но этому причиной будет не лень, а занятие иным, занятие, которое слишком сильно занимает мысль и сердце, чтоб не сделаться исключительным» («Звенья», кн. I, 1932, стр. 110—111).
Вот небольшая комиссия Сатину: так как он в Бареже на ноги поставлен... — В письме от 6 ноября (25 октября) 1845 г. Огарев сообщал Герцену: «... Сатин ездил в Бареж и почти вовсе не хромает...» (ЛН
... — Речь идет о Н. И. Сазонове.
Если Don Basilio приехал из Кордовы, то и ему пожми руку— В письме от 6 ноября (25 октября) 1845 г. Огарев сообщал о скором возвращении в Россию В. П. Боткина, находящегося в Испании (ЛН, т. 63, 1956, стр. 88).
— «Звенья», кн. I, 1932, стр. 108—112.
[240] Например (лат.). — Ред.