46. H. A. ЗАХАРЬИНОЙ
12—15 октября 1835 г. Вятка.
12 октября 1835. Вятка.
«С 1833 года ты писал ко мне 51 раз, следственно — 51 раз думал и помнил обо мне!!»... Наташа! разве нужно в нашей дружбе еще делать уверения? Разве ты думаешь, что я мог бы только 51 раз думать о тебе, о тебе!
На днях я видел сон ужасный, этот сон не от бога. В Москве мы сидим с тобою у папеньки в горнице; кто-то взошел и спросил меня: «Это сестра твоя?» Я молчал, папенька сказал: «Нет, не сестра», и что-то в душе моей прокричало прегромко: «Нет, нет не сестра», и вдруг я у нас в саду один, месяц светил, и какая-то вода шумела, волновалась возле; я лежал под деревом, и мне было душно от тысячи страстей; вдруг подходит ко мне Эрн (здешний приятель мой) и с хохотом говорит: «Ну что твоя высокая дружба, твоя братская любовь, один обман себя и других». Он захохотал еще, и я проснулся в каком-то бешенстве. Не размышляй об этом сне, он ужасен, он не от бога. Я его забыть не могу; и вообрази, что я доселе как будто сержусь на Эрна за то, что видел во сне его смех. — Но знаешь ли, что всего ужаснее — эта мысль уже не новая, она явилась мне раз наяву. И когда же — в Крутицах, когда ты была у меня, я держал твою руку. Эта мысль представилась, я вспыхнул в лице и отдернул руку и проклял мысль сию. И вот она явилась во сне. Забудь это!!
— оно увлечет в бездну, в ту бездну, где кипят страсти и волнуются; там видно небо, но одно отраженное небо. Не сходи в эту пропасть. Я весь взволнован, дай отдохнуть...
14 октября.
Наконец я имею весть от него, от О<гарева>, как грустна эта весть. О, сколько перестрадали мы с июля 1834. Но душа его все та же обширная и глубокая. И от тебя две записочки. Ты и он — понимаешь ли это раздвоение самого меня, в тебе и в нем часть моей души. В вас много переменилось от прикосновения со мною, и тем ближе мы. Вот моя рука тебе на вечную дружба
Вот что, я несколько сумасшедший; да, тогда, когда одинокий и без занятия и без мыслей я пережигаю страстями свою душу. Я дошел до величайшей нелепости. Любить — можно ли жить с моей душою, с моим бешенством — без любви? Любить, стало быть. Но мысль соединить свою жизнь с жизнию женщины обливает меня холодом. Понимаешь ли ты глупость любви, которая не ищет полного обладания предметом своим, это черт знает что! Вот тут сейчас и откроется нелепость, до которой я дошел; есть среднее чувство между земной любовью и дружбой. Я давно верчусь около этой мысли, но не писал ее тебе. Зачем же пишу теперь? Зачем — а я почем знаю зачем? Уже написано, и я считаю себя не вправе отнять у тебя писанное тебе.
— и больше ничего; и был привратник, не более. Ты увидела, что ты дома в этом мире, в мире ангелов, а я, падший, остался у дверей. Ах, это прощание в Крутицах! Ты точно тогда ангелом слетела ко мне.
Да веришь ли ты этому чувству между любовью и дружбой? Ещё более, я сделаю вопрос страшный. Оттого, что я теперь в сию минуту безумный, иначе он не сорвался бы у меня с языка. Веришь ли ты, что чувство, которое ты имеешь ко мне, одна дружба? Веришь ли ты, что чувство, которое я имею к тебе, одна дружба?
Я не верю.
Твой А. Герцен
Ради бога, твой силуэт, да чтоб был очень похож, иначе не хочу.
Нет, когда я смотрел на комету, я не думал о тебе, откровенно признаюсь, ибо я ехал ночью с вечера, почти пьяный; вдруг комета в глаза — я тогда думал о картах, о вине и пр.
Журнала своего я не пишу, мой журнал был бы хуже всякого угрызения совести. Силуэт здесь некому снять. Прощай.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). Отрывок впервые опубликован самим Герценом в третьей части «Былого и дум» («Былое и думы» Искандера, т. II, Лондон, 1861, стр. 50 — см. VIII, 344). Полностью: РМ, 1, стр. 138 — 139. На автографе помета Герцена: «29». Строки: «Наконец, я имею весть ~ ангелом слетела ко мне» — отчеркнут Герценом на полях. Текст: «Да веришь ли ты ~ я не верю» обведен карандашом.
Ответ на письма Н. А. Захарьиной от 3, 23 и 24 — 26 сентября 1835 г. (Изд. Павл., — 34 и 34 — 36).
«С 1833 года ты писал ко мне 51 раз ~ обо мне!!»... — За этот период известно только 27 писем Герцена к Н. А. Захарьиной.
<гарева>... — Письмо Огарева из Черткова, пензенского имения его отца, от 29 августа 1835 г. (см. Огарев, II, стр. 272 — 274). Откликаясь на не дошедшее до нас письмо Герцена, Огарев писал: «Но твое письмо грустно, друг, и что ж сказать на это? Если мое положение не веселее? О, тогда соединим наше горе, слеза навернется при воспоминании о друге, и почему знать, может, теперешняя моя слеза отозвалась в тебе за 1000 верст и твоя канула на мою долю. Как теснят, как давят и душат эти мелочи жизни и куда вырваться? Возлети умом превыше их, и вот я вознесся на свое небо, но скоро потребности сводят в обыкновенный круг движения, и, чем выше ты стоял, тем отвратительнее предстанут они пред тобою» (стр. 272).
Да веришь ли ты ~ — О настроении, под воздействием которого была написана эта часть письма, см. в «Былом и думах» (VIII, 344).
Ради бога, твой силуэт... — Отклик на следующие строки из письма Н. А. Захарьиной от 3 сентября 1835 г.: «Я вчера целый вечер сидела недвижно, двадцать раз снимали с меня силуэт, и никто не мог сделать похоже, а я хотела сделать его после в миниатюре и послать к тебе» (Изд. Павл.,
Журнала своего я не пишу... — 3 сентября Наталья Александровна осведомилась у Герцена, ведет ли он дневник, и сообщала при этом: «Я десять раз начинала, и каждый раз, написавши несколько страниц, сожгу его; иное слишком монотонно, холодно, немо и мертво, а другое... что слова с действительностью?..» (там же, стр. 29).
— 29 октября, 12 и 18 — 20 ноября 1835 г. — Изд. Павл., — 42, 42 — 43, 44.