63. Н. А. ЗАХАРЬИНОЙ
27—29 апреля 1836 г. Вятка
27 апреля 1836. Вятка.
Давно, душа моя, нет от тебя писем; дай бог, чтоб эта почта принесла что-либо, хоть строчку. Наташа, ты ведь знаешь, как радостно получать письма и как горько их ждать. По счастию, моя пустая жизнь кончилась, я опять занимаюсь, хотя не так много, как прежде, но с пользою. Не должно удаляться от людей и действительного мира, это старинный германский предрассудок; в действит<ельном> мире есть своя полнота, которая не находится в жизни кабинетной и которая учит многому; человек не создан для уединения. Но горе тому, кто тратит душу свою на пустоту этого мира, забывая другой, высший. Разбитый, больной, печальный явился я сюда и потому искал в ложном шуме утешения; это не могло долго продолжаться; ты ускорила еще мое возвращение к идеальному, и год этот не совсем пропал в жизни моей; он богат опытами, чувствами и более всего, любовью к тебе, мой ангел. — Теперь у меня в голове бродит план весьма важной статьи, — может, для развития которой нужно написать целый роман, который поглотит в себе и ту тему, о которой писал тебе в прошлом письме, и многое из моей собственной жизни. — Я решительно хочу в каждом сочинении моем видеть отдельную часть жизни души моей; пусть их совокупность будет иероглифическая биография моя, которую толпа не поймет, — но поймут люди. Пусть впечатления, которым я подвергался, выражаются отдельными повестями, где всё вымысл, но основа — истина. Теперь меня чрезвычайно занимает религиозная мысль — падение Люцифера как огромная аллегория, и я дошел до весьма важных результатов. Но в сторону это.
и то прощальный; а как мы нужны друг другу. Хуже всего, что нет положительной надежды. Никто не хочет прямо стать за сосланного. О Наташа, здесь-то узнал я еще более гнусность обыкновенных людей, ибо здесь она во всей наготе — даже не прикрыта легкою тканью образованности, — и как же надобно благодарить судьбу, что и здесь я нашел душу высокую — Витберга.
Но знаешь ли, чему ты чрезвычайно удивишься, — что я почти всякий день здесь, в Вятке, говорю о тебе. Да, почти всякий день — и это для меня какое-то дивное наслаждение. Но с кем? — спросишь ты. Любовь робка на языке, и потому никогда не являлся ни один звук ее при Витберге, который как будто отталкивает доверие сего рода своим гранитным характером. Не говорил я о ней и с Медведевой, ибо я знаю, что ей это было бы неприятно — она и так довольно несчастна. Но помнишь ли другую Полину, немочку, о которой я как-то писал тебе; в ней тьма поэзии, и, не знаю почему, ей одной я высказал всю любовь мою к тебе, и с тех пор ты составляешь один предмет наших разговоров. В благодарность за сие я требую, чтоб ты в следующей записке написала к ней хоть строчку, только по-французски; зови ее просто Pauline. Она заслуживает это, ибо она от души желает, чтоб твой Александр скорее был в твоих объятиях. Напиши же непременно какой-нибудь комплимент, un rien[66].
У тебя новые фортепианы, пишет маменька. Занимайся музыкою как можно более. Я напишу домой, чтоб тебе доставили один Rondoletto Герца, который мне ужасно нравится и который я очень часто заставляю играть.
Итак, Огарев полюбил свою невесту за немецкую литературу — пишешь ты, — а поелику ты не знаешь ее, следственно не стоит любить. — Перестань же писать такой вздор, моя милая Наташа, не стыдно ли тебе? Твоя душа часто приводит меня в удивление своею высотой, своею святостью, а ежели бы ты знала астрономию — то это бы еще не дало тебе право на мое удивление. Не унижай себя, ты ангел, ангел, ты мне самим богом послана; я тебя люблю за твою душу, люблю за твою любовь, которая вся ты, люблю потому, что не могу не любить тебя. — Неужели пламенный язык моих писем, эта струя огня, может оставлять хотя тень сомнения, что я обращу малейшее внимание на внешнее что-либо?
Итак, пусть же благословение твоего отца исполнится, пусть Александр Невский — твой патрон; знаешь ли, что и меня он благословил тем же образом, и он со мною здесь. О следующей разлуке не думай. Довольно мрачного и в настоящем. В Москве я не останусь — но даю тебе клятву при малейшей возможности не разлучаться с тобою; я уже писал, что сбрасываю на твои плеча половину тягостей моей жизни, неси же их вместе с твоим Александром.
К концу нынешнего месяца, т. е. мая, решится важный вопрос, можно ли надеяться в 1836 году быть в Москве. Ежели молитва действует, то чью же молитву небо может лучше принять, как твою?
Как счастлива Витбергова жена в несчастии! Но верь, верь, будут минуты и у нас, когда рай нам позавидует. Прощай, некогда более писать. Целую твои руки, тебя, твои глаза. — О, приходи скорее то время, когда живой поцелуй, продолжительный, страстный сотрет все мрачное.
Emilie, говорят, сердится на меня за то, что давно я ей не писал. Уверь же ее, что я ее люблю, как сестру, и потому на что же требовать доказательств материальных — писем? Писать к тебе — это необходимость, это воздух для меня, это жизнь. Но, впрочем, я напишу, может, к следующей почте. Впрочем, она говорит, что я не отвечал на письмо, а мне кажется, я писал ответ.
Благодарю за немецкий язык, достань себе через Ег<ора> Ив<ановича> методу Жакото учиться языкам. Она облегчит.
На обороте: Наташе.
(ЛБ). Впервые опубликовано: РМ, 1893, № 6, стр. 15 — 17. На автографе пометы Герцена: «68» и Н. А. Захарьиной: «Мая 8-е, пятница». Приписка от 29 апреля находится на отдельном листе.
— ответ на письмо Н. А. Захарьиной от 14 — 18 апреля 1836 г. (Изд. Павл., стр. 82 — 84).
Теперь у меня в голове бродит план весьма важной статьи... — Эта статья, по-видимому, Герценом написана не была. Не исключена, однако, возможность, что речь идет об одном из замыслов, легших впоследствии в основу автобиографического произведения «О себе» (см. I, 170 — 182, » и ЛН— 55). О работе над осуществлением одного из этих замыслов см. письмо 67.
... ту тему, о которой писал тебе в прошлом письме... — См. письмо 61.
... другую Полину ~ я как-то писал тебе... — Речь идет о Полине Тромпетер.
У тебя новые фортепианы, пишет маменька. — Письмо Л. И. Гааг неизвестно.
... один Rondoletto Герца... — 16 июня 1836 г. Наталья Александровна сообщила Герцену из Загорья: «Фортепиано со мною и „Rondoletto” Герца со мною» стр. 101). И 1 сентября: «„Rondoletto" Герца I играю» (там же, стр. 132).
— Отклик на следующие строки из письма Н. А. Захарьиной от 14 — 15 апрели 1836 г.: «Когда у меня была маменька, говоря об Огареве, она сказала: „Невеста его не молода и не хороша, но как образованна и умна! Немецкую литературу знает лучше его. Он страстно ее любит”. Эти немногие слова навели тень на мою душу, в них как будто излился невольный упрек ее... но новые ласки ее и уверения утешили снова» (там же, стр. 84).
Итак, пусть же благословение твоего отца исполнится ~ — твой патрон... — 14 апреля 1836 г. Н. А. Захарьина писали Герцену: «Папенька перед кончиной благословлял всех детей, меня одну благословил образом Александра Невского, и тут опора, и тут воля Его почему родитель, оставляя нас сиротами, поручил меня одну святому Александру? Так, мой ангел, все, все с самого моего рождения, благословляло меня быть твоею подругой!» (там же, стр. 83).
... я уже писал, что сбрасываю на твои плеча половину тягостей моей жизни... — См. письмо 60.
К концу нынешнего месяца, т. е. мая, решится важный вопрос, можно ли надеяться в 1836 году быть в Москве. — Вероятно, Герцен рассчитывал на благоприятный исход ходатайства о его помиловании, представленного И. Гильтебрандтом в III отделение через лейб-медика Н. Ф. Арендта (см. письмо Гильтебраидта Арендту от 17 июня 1836 г. — Л I, 276).
Благодарю за немецкий язык... — В' ответ на письмо от 26 марта — 1 апреля 1836 г. Наталья Александровна 14 апреля сообщала Герцену о своих занятиях немецким языком: «Сейчас только Твоя воля для меня священна, твое желание закон <...> О, чему бы я ни стала учиться, друг мой, чтоб понимать всегда тебя!» (Изд. Павл.,
... методу Жакото учиться языкам. — Автор книги «Langues étrangères» («Иностранные языки») французский педагог Жан Жозеф Жакото утверждал, что в основе изучения всех наук должно лежать заучивание наизусть, ежедневное повторение и усвоение посредством сравнения.
— 26 мая 1836 г. — —92.
[66] пустяк (франц.). — Ред.