76. Н. Х. КЕТЧЕРУ и Н. И. САЗОНОВУ
1836. Сент<ября> 22. Вятка.
О, дайте, дайте отдохнуть на груди друзей, душа моя вся избита этим холодом посторонних; что за дрянная жизнь практическая, что за кандалы всякому порыву, всякому чувству. Толпа грязью мечет в лицо тому, кто смеет стать выше ее, она болото, в котором может погибнуть самый смелый путник. Да, все теории о человечестве — вздор. Человечество есть падший ангел; откровение нам высказало это, а мы хотели сами собою дойти до формулы бытия его и дошли до нелепости (эклектизм). Все понимавшие верили в потерянный рай — Вико, Пасхаль... И что нам осталось — два эти течения противуположные, которые губят, отравляют нас своей борьбой: Эгоизм — это тяготение, это мрак, контр активность, прямое наследие Люцифера, и Любовь — это свет, расширение, прямое наследие бога. Одно влечет его к уничтожению всего, кроме «я», к материи; другое — палингенезия, начавшаяся с прощения Люцифера. Дант очень много видел, представляя все пороки тяготеющими к Люциферу в центре Земли, это иероглиф, не спорю; но где взять слова на нашем языке, которые бы заменили иероглиф?
Итак, я на границе юности; прощай, время упоения, мечтаний, я всему заплатил долг: и университету, и родительскому дому, и вам, друзья, и шампанскому, и публичным девкам. — Недаром прожиты эти 24 года; пестро воспоминание; горе не имевшим юности. А между тем, что же была моя жизнь? Она вся представляет два чувства, встретили меня обидой, первое чувство было чувство стыда. Я заплатил презрением; но рубец остался на душе, удар был силен, верен. Тогда я увидел, что этот шар населен чем-то посторонним для меня. Мир действительный открывался слишком рано. Грустно было мне... и тогда-то является Огарев. И как торжественна была наша встреча! Это было летом 1826 года, на Воробьевых горах, пред лицом целой Москвы мы обнялись, дали друг другу руку идти по жизни вместе, и ничто не разымет наших рук. Мы воспитали друг друга. Это первое чувство мое — Дружба. Оно мне дало его глубокую душу, из которой я мог черпать мысль, как из океана.
... Долгое заключение истомило меня, мысли эгоистические закрадывались, мысли злобы, и я обращал глаз мой, вызывая спасителя. И провидение дало его. Там среди звука цепей слетел ангел божий, и я протянул ему закованную руку, и пал свет из его очей и... был спасен и тогда стал жить полной жизнию, и тогда мгновенно откровением — Любовь.
Вы удивитесь, вы этого не знали, я и теперь бы вам не сказал; но хочу, чтоб прежде личного свиданья все было открыто вам...
Голос любви воскресил меня и здесь, когда я падал от досады. Но кто же эта она? Все, что могла создать мечта Шиллера в Текле, Беатриче, ведущая в рай, — более, нежели все это. Сазонов, ты знаешь ее, ты был у меня в Крутицах 1835 апреля 9. — Сестра моя Наташа; нет, более, нежели сестра; другая гемисфера моего бытия.
— и барону и Саз<онову>, а будет случай, прошу его отослать в Пензу.
Барону Упсальскому или Николаю Ивановичу.
Примечания
Печатается по автографу Отрывок впервые опубликован в статье П. В. Анненкова «Идеалисты тридцатых годов» — BE, 1883, № 3, стр. 146. Полностью: Л I, 325 — 326.
Итак, я на границе юности... — В ответном письме Н. И. Сазонов писал: «Нет, друг не прошла юность наша, напротив, теперь-то юность настоящая: мы было испортили жизнь свою, но сила души восторжествовала, и солнце юности заблистало для нас ярче и прекраснее, не затемненное облаками мечтательности и разгулья». Кетчер приписал на полях: «Concedo <Согласен>» (ЛН, т. 62, стр. 530 — 532).
... но какая-то горькая мысль заставила меня бросить игрушку... — См. комментарий к письму 50. Т. П. Пассек писала по этому поводу в своих воспоминаниях: «Саше было около двенадцати лет, когда он случайно узнал и понял об отношениях своих родителей, что прежде туманно мелькало в разговоре нянек и прислуги, не останавливая его внимания <...> Грустно рассказывал мне Саша о своем открытии и возмущался тем, что он и мать его стоят в ложном „Ну если так, — говорил он со слезами на глазах, — значит, я не завишу ни от отца, ни от общества, — значит, я свободен”» (Пассек, I, стр. 156. Ср. VIII, 32 — 35).
Сазонов, ты знаешь ее, ты был у меня в Крутицах 1835 апреля, 9. — О посещении Сазоновым Герцена в Крутицких казармах и его отзыв о Н. А. Захарьиной см. в письме 113.
— В Пензе находился в то время Огарев.
. — ЛН, т. 62, стр. 530 — 532.