98. Н. А. ЗАХАРЬИНОЙ
6—10 марта 1837 г. Вятка.
6 марта 1837. Вятка.
Веришь ли ты в силу тех восточных талисманов, которые служили и лекарством тела, и лекарством души, в эти неодушевленные камни, изрезанные знаками и буквами и в коих осталась Сила мог уснуть, я кусал губы и сердился; наконец, взял твой браслет... Нет, доселе еще не было вещи, которую бы я столько любил, которой бы столько радовался; я долго-долго смотрел на него. Это ее волосы, тысяча раз касалась рука ее, может, она поцеловала его на дорогу, может, она ему завидовала; и я целовал твой браслет и смотрел на него с такою любовью, с таким чувством. Все мрачное отлетело, сила влилась в грудь. А твое имя... Странная вещь, как будто я не могу его написать на всяком клочке бумаги; может, это ребячество, но твое имя, вырезанное тут, возле твоих волос, наполняет всю душу светом и небом. — Числа и года, нет, и это хорошо; мы соединены вовеки; это имя есть моя молитва, времени ему нет. О Наташа, как я тебя люблю; одно чувство только поставлю я рядом с моей любовью — это твою любовь. Ты совершенно так же любишь меня, это на каждой строке, нет, в каждом дыхании. Есть люди, которые говорят, что все эти материальные памятники не нужны. Да, они правы в одном отношении: ежели б сам Рембрандт писал твой портрет, то все он не будет так хорош, как образ твой, начертанный в душе моей; но тем не менее эта внешняя опора фантазии подымает ее. Но, говорят, все эти вещи сами по себе ничего, а только одно воображение дает им цену. Однако когда усталый путник берет посох — хотя посох сам по себе и ничего не значит, но он ему заменяет часть тела. — Может, я долго бы грустил тогда; может, черные мысли бродили бы, как тучи, в голове, и голубое небо — ты — едва бы было видно, а твой браслет разом исцелил меня... Да и сами люди что же иное, как материальный знак своей души. — Ну, довольно философствовал.
Икона только свята для того, кто в нее верит; лампада светит для всего рода человеческого. Икона — средство для человека идти вверх. А лампада с неба унесла солнечный луч на землю. Вот тебе в ответ на воспоминание об этой мысли.
7 марта.
Вчера был год одному прелестному случаю со мной. Я привез весть утешения одному несчастному человеку, видел слезы восторга на мужественном лице воина. Это одна из минут, которые остаются в памяти до гробовой доски. — Я писал тогда, справься.
В сотый раз повторяю: что такое за гадкая жизнь в маленьком городе, вдали от столиц, где все трепещут одного, где этот один распоряжается, как турецкий паша. Нигде нельзя видеть ниже человека, как в каком-нибудь захолустье à la Wiatka. Надобно признаться, урок очень полезный — прослужить два-три года в дальней губернии. Там в столице хоть наружность приличная, а здесь все открыто; там метут грязь, а здесь она по колена!
Ангел мой, надежды подтверждаются. Боже мой, как волнуется кровь, как бьется сердце при этих словах. Я прижму к груди своей эту небесную, эту святую, этот идеал мой — которой я молился два года и которая казалась так же недосягаема, как небо. Нет, тысячу раз думая, представляя, я не могу постигнуть, как мы увидимся; священный покров лежит еще на этой минуте, мы сорвем его и полетим в объятия друг друга. — Я теперь ничего не делаю, не могу ни о чем думать, кроме об отъезде. А горько будет, Наташа, ежели и эти надежды лопнут, — хоть бы взглянуть мне дали на тебя, в цепях бы свозили в Москву на полчаса — и были бы опять силы на год.
Твой, ангел мой,
твой Александр.
Emilie кланяюсь дружески; она, верно, не сердится, что я к ней не пишу. Ей-богу, мне трудно писать к кому б то ни было, кроме тебя.
Наташе.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). НС, 1896, № 9, стр. 130 — 132. На автографе пометы Герцена: «129» и Н. А. Захарьиной Марта 19-е. Пятница».
Икона только свята ~ этой мысли. — Герцен продолжает спор с Натальей Александровной, которая сравнивала себя с лампадкой перед иконой, а Герцена — с самой иконой (см. выше комментарий к письму 87). 9 февраля она писала Герцену: «Пришло в голову о лампаде и иконе. Ты говоришь, лампада дает свет иконе; да, без нее икона была бы тем на, но все так же свята, а лампада без иконы просто ночник, и только от иконы получает святость» стр. 222). 24 марта, в ответ на высказывание Герцена в этом письме, Наталья Александровна заключала: «Ежели б мы продолжали спор об иконе и лампаде, — без сомненья, я бы одержала победу, — но — уступаю!» (там же, стр. 250).
Я писал тогда, справься. — Случай, который имеет в виду Герцен, остается невыясненным. Письма, написанные Герценом между 4 и 26 марта 1836 г., неизвестны.
... где этот один распоряжается как турецкий паша. — Речь идет о Тюфяеве.
Ответ Н. А. Захарьиной от 17 — 24 марта 1837 г. — Изд. Павл., стр. 245 — 250.