Герцен А. И. - Московским друзьям, 20 - 21 (8 - 9) февраля 1847 г.

1. МОСКОВСКИМ ДРУЗЬЯМ

20—21 (8—9) февраля 1847 г. Берлин.

Hôtel de Rome.

8/20 февраля 1847. Берлин.

— Все здоровы, все забыли о дороге, все едут слушать Виардо... Ну, а что касается до дороги от Кенигсберга до Берлина, то, примерно так сказать, с похвалою об ней нельзя отнестись. Мы выехали из Кенигсберга в мамонтовской величины карете на полозках, нарицаемой Passagier-Post-Wagen, и до Эльбинга доехали довольно хорошо, в Эльбинге майор объявил, что двух вещей нет: во-первых, — снегу, а во-вторых, большой кареты, да и маленьких бейшезов нету для всех (нас ехало с бейшезами 32 человека), — что делать? Нас рассадили по бейшезам, и притом не но числу мест, а по числу вместимости. С Мар<ьей> Фед<оровной> и Нат<ашей> поместился жид, который молился и имел какой-то специфический запах вроде бараньего тулупа, я попросил его променяться со мною местом, — он показал мне 3 № над головой и 3 № на билете, — и стал опять молиться, так он их проводил до Кюстрина, где его потащили в Франкфурт, От Эльбинга милях на 30 на каждой станции меняли бейшезы. Представьте досаду наших дам, когда в 15 минут надобно было напиться кофею, накормить детей, выгрузить пожитки и уложить их, долее 15 минут оставаться нельзя — почтальон трубит, кондуктор сердится, почтовый экспедитор ругается, зачем кондуктор ждет, а тот все трубит, и так скверно, что поневоле торопишься, а тут подушки летят в грязь, саки бросаются из кареты в карету так, как у нас льдом погреба набивают, да часто еще Коля кричит, Саша вертится между лошадями, Луиза Ив<ановна> в полнейшей десперации, не может найти своих вещей, в это время кондуктор, в утешение, бросает нас всех по мостам, уверяя, что на той станции всё найдется, — а там ночь, та же сцена, но с освещением фонарями. Всё это шло так быстро, что я едва заметил удивительный замок гроссмейстеров в Мариенбурге да мрачные, суровые крепостные стены Кюстрина. Вислу мы проехали по льду, но Одер уже очищается ото льда. Я ехал в кабриолете, и всё было бы хорошо, если б не дождь и снег с вьюгой, которые меня донимали часов 40. И повторяю: при всем этом дети были здоровы. Лица, ехавшие с нами, — более всего купцы, отправл<явшиеся> в Франк<фурт>. Что за ограниченность, что за филистерство, что за низкая узкость взгляда и требований!

Действие Берлина на первый взгляд поразительно, что-то широкое и сильное говорит с вами с высоты огромных домов, часто серьезной и чистой архитектуры, вам чувствуется, что это одно из больших соустий всемирного кровообращения. — Живем мы чудесно, только страшно дорого: комнаты стоят с отопленьем и постелями 8 талеров в сутки, зато вино и обед дешев, обед превосходный по 25 Silbergr<oschen> с лица, а херес в талер и бургонское Beaunе 1—20 Si<lber>gr<oscben> превосходны. — На другой день я отправился к Мюллеру и Щепкину. Щепкин гелертер, занимается много и, кажется, дельно, но такой германский ученый, что чудо! Мюллер кланяется Огар<еву> и Сатину, славный человек, мы с ним в полчаса подружились, отправились в Café Stehely, где всегда бывает Ауэрбах и разные литераторы, — нашли, впрочем, одного Тургенева, который здесь представляет какого-то грустью задавленного романтика. Вчера оба обедали у нас. Мюллер меня спрашивал о Грановском, и когда я ему показал его портрет, он сказал: «Er hat etwas vom curé im Gesichte»[2]. Он очень интересуется русской литературой и многое понимает так ясно и широко, что просто весело слушать. Редкину скажите, что об нем меня спрашивал старик Эйхель, который теперь смотрителем какого-то музея, он спрашивал еще о Крюкове и Крылове, я сделал что мог, чтоб упрочить здесь хорошее мнение о друге моем Ник<и>те Ив<ановиче >. Редкину же честь имею донести, что мы взяли в Кенигсберге юную германку 16 лет, с талией и глазами (это ему сообщите только не в воскресенье, тут он нем для красоты и глух в своем лазаретном форшмаке). А Сатину по дороге сообщаю, чтоб он ехал как можно скорее в Берлин, здесь под Линдами продает одна mamsel сигары такой действительно поразительной красоты, что я пришел к ней купить сигары и купил трость, чтоб опереться, — ну, уж это того, не чета «столечным» божеям. — Тургенев собирается перевести статью Кавелина и напечатать ее с помощью Варнгагена где-то, вероятно, в новом издании Бетховеновых сонат. Мюллер ее знает очень хорошо, между прочим, он, вроде Конст<антина> Сергеев<ича>, ужасно любит Иоанна Грозного и вообще знает многое из русской истории.

Хочу пригласить Диффенбаха и Крамера, что-то они решат относительно Коли; если найдут нужным, я поживу здесь, а нет — так поеду после 1 марта в Лейпциг и оттуда в Дрезден, где я намерен немного пожить, чтоб потешиться весною — и дать Нат<аше> и детям окрепнуть и оправиться. — Здесь я, чтоб потешить М<арью> Ф<едоровну>, посылал к Мендельсону за вашими письмами, не получил их, вы догадываетесь почему? Потому, что вы не писали ни строки. Письма мои хочу я постоянно адресовать к Коршу, сообщите их Мельгунову, Боткину — Мельгунова еще раз благодарю за записку, он весьма одолжил меня ею. Его комиссии исполнены.

Кавелину жму руку, я ему писал из Пскова; сегодня я был в Берлинском университете, самое здание превосходно, так, как оно теперь отделано Шинкелем, и невольно что-то задвигалось в душе, когда я смотрел на сени, по которым ходили и Фихте и Гегель, — но время его пущей славы прошло; мне в Кенигсберге сказал один купец о Берл<инском> университете: «Das ist so ein Herculanum der Wissenschaft»[3]. Я посмотрел на доску — бездна теологических преподаваний, много философских, имена мало известные, Вердера имя попалось: «logicen et metaphysicam»[4] читает. Здесь всё и вся понимает, что естествоведение и история — единственные реальные, kernhafte[5] занятия; и действительно, это сознание начало оживлять массы сухих знаний, с трудом накопленных и оставшихся мертвой массой для собирателей. — Это всего заметнее в живом направлении филологии, таков Бопп и др. А ргоpos: о Леонтьеве здесь отзываются с большой похвалой. — Хлопочут здесь еще о теологических вопросах сильно, и притом не о догматических, а, так сказать, о административно-государственных вопросах чисто лютеранского интереса, почти недоступного для нас.

9/21.

Ну, кажется, не мало. — Вчера был в театре «Севильский цирюльник». Виардо была удивительно мила Розиной, — потом видел возникающую славу, танцовщицу Cerito, которая здесь производит фурор, И муж ее, Sig<nor> Черито, тоже танцор, и, по-моему, первый изящный, которого я видел; она мила, бесконечно мила в венгерских национальных плясках, маленькая, живая, грациозная, — но вряд станет ли она или прыгнет ли она так высоко, как Тальони или Эльснер. — Познакомился там с Ауэрбахом, которого повести в большой моде, помните «Tolpatz»a?

— и здесь скучно!

Адресы наши: или Ценкеру просто отослать, или сюда прислать на имя Мендельсона, или до нового назначения — в Дрезден, Conf<ié> aux soins de Mr Michel Kaskel.

Примечания

Печатается по автографу Впервые опубликовано: ГНМ, стр. 26—29, с приписками Н. А. Герцен и М. Ф. Корш (там же, стр. 29—30).

...что касается до дороги от Кенигсберга до Берлина... — Герцен рассказывает о ней в «Былом и думах» (X, 15—16).

... — почтмейстер, о нем см. в «Былом и думах» (там же).

...десперации... — отчаянии (лат. desperatio).

… — Марка вина, производимого в городке Beaune (недалеко от Дижона).

… — О Мюллере-Стрюбинге в о встречах Герцена с ним в Берлине в 1847 году см. «Былое и думы» (XI, 169—172). Рекомендациями к Мюллеру Герцена, вероятно, снабдил Огарев, завязавший тесное знакомство с ним во время своего пребывания за границей в 1842—1845 гг. См. о нем и «Воспоминания» Н. А. Тучковой-Огаревой (М., 1959, стр. 55).

 — О впечатлении, произведенном на Герценов Дмитрием Михайловичем Щепкиным, сыном великого артиста, см. письмо 2.

... — Тургенев в феврале 1847 г. приехал в Берлин в связи с гастролями Полины Виардо.

… <и>те Ив<ановиче>.— Этот отзыв о Н. И. Крылове — явно иронический. О «крыловской истории» см. комментарий к письму 11.

Редкину же честь имею донести ~ с талией и глазами… — Герцен часто подшучивал над старым холостяком П. Г. Редкиным.

.... — Unter den Linden (дословно — под липами) — улица в Берлине.

Тургенев собирается перевести статью Кавелина… — Имеется в виду статья «Взгляд на юридический быт древней России» («Современник», 1847, № 1), вызвавшая положительную оценку Белинского и враждебные выпады славянофилов.

— Рейхель. стр. 43.

...— Это письмо Герцена к Кавелину неизвестно.

— О встречах Герцена с Ауэрбахом в Берлине в 1847 г. см. «Былое и думы» (XI, 172).

— Ред.