140. Г. ГЕРВЕГУ
9 января 1850 (28 декабря 1849) г. Париж.
9 janvier 1850. Paris.
Votre lettre m’a fait beaucoup de bien, un des fardeaux qui m’enfonçait le cœur, vous l’avez ôté. — Mais laissez-moi à ma critique, — j’ai une démangeaison (peut-être с’est de l’aliénation mentale) de scruter les derniers liens qui nous font quelque chose de l’existence. Un chaos passe par ma tête, tout fermente, les dernières bases craquent, les derniers refuges s’encombrent.
Episode malheureux, éveillé par sympathie amicale pour Emma et qui ne veut pas passer. Même je ne bois presque pas de vin, et je ne lis pas les journaux — symptôme dangereux.
И не пьется водочка
По этой причине.
Mais élevons-nous dans une autre sphère, au moins, éloignons-nous des cas donnés. Je vous ai écrit et je vous le répète, nous tous nous portons une marque au front, nous tous nous avons des traces de l’esclavage égyptien. Il faut subir cela. Au fond de notre âme il у a un ess-bouquet de toutes les tendances corruptrices de la civilisation, un égoïsme cupide, un amour-propre implacable. Oh, ici ce n’est pas vous que j’inculpe — je n’inculpe ni ne vous excepte. Enfin cela n’est pas vous, ni moi — поп vitia hominis... La grande question est de savoir, peut-on se sauver de cette lèpre que la décadence nous a inoculée ou non. Je crois que oui, au moins l’épreuve n’est pas à dédaigner. Kant a dit qu’une action n’est pas morale si on ne peut la généraliser — on peut ajouter qu’une action qui n’est pas généralisée est un fait passé. Or moi je реnsе que vous êtes d’un degré plus malade que moi — parce que vous agissez tout-à-fait conformément à une théoriе psychologique que vous élevez pro domo sua et qui n’a aucune relation véritable avec votre point de vue — qui est en tout le mien. Comment êtes-vous parvenu à cette apothéose de chaque velléité, de chaque caprice, à ce ménagement de vous-même — qui va jusqu’à ne pas vouloir lire des lettres qui contiennent des nouvelles qui ne vous plaisent pas, à cette préoccupation de votre repos et cet oubli de l’autrui? — Comment enfin vous êtes parvenu à avoir un entendement vaste et une dépendance complète des petites misères, des talents prodigieux — et aucune productivité? Vous n’êtes pas libre — vous êtes dans les choses privées plus insurgé qu’indépendant, vous avez même un élément conservateur — qui à lui seul pourrait prouver que j’ai raison.
C’est à vous de connaître la phénoménologie de ce développement. Moi j’ai besoin de vous dire qu’avec ces théories toute relation franche et libre s’empoisonne. On vous aimera — mais on ne sera pas heureux, on vivra avec vous — mais la vie sera lourde. On aura des instants de bonheur — et des journées d’ennui... Voilà la cause de mon invitation de venir à Paris que vous n’avez pas voulu comprendre, et dont l’exécution est à présent totalement impossible. A Paris il у a plus de distraction, on ne se regarde pas en face à chaque instant. A Paris on est entraîné, ahuri, autre chose à Vevey.
_____
Il est bientôt 5 h<eures>, donc la continuation à un autre №.
_____
Pour finir, je vous dirai seulement la conclusion. Sentez-vous un besoin de changer votre biosophie et de faire l’épreuve d’une vie plus conforme à vous-mêmе? Voulez-vous faire quelque effort pour sortir de l’état maladif où vous êtes — оu non?
На обороте: Georges Herwegh.
En cas de son départ, envoyez-lui la lettre.
Перевод
— вы ее сняли. Но не отнимайте у меня права критиковать — я чувствую непреодолимое влечение (может быть, это умопомешательство) подвергать испытанию последние узы, благодаря которым мы еще дорожим жизнью. В мыслях у меня хаос, всё в брожении, распадаются последние основы, рушатся последние прибежища.
Злополучный эпизод, вызванный дружеской симпатией к Эмме, никак не забывается. Я даже почти не пью вина и не читаю газет — опасный симптом.
И не пьется водочка
По этой причине.
эсс-букет развращающих тенденции цивилизации, алчный эгоизм, неукротимое самолюбие. О, здесь я не обвиняю вас, — не обвиняю, но и не исключаю. Словом, я обвиняю не вас, не себя — non vitia hominis[206]... Главный вопрос в том, можно ли спастись от этой проказы, привитой нам периодом упадка, или нет. Я думаю, что можно, по крайней мере не надо пренебрегать такой попыткой. Кант сказал, что поступок не является нравственным, если его нельзя обобщить, — можно добавить, что поступок необобщенный есть факт, отошедший в прошлое. И вот я думаю, что вы больны на градус серьезнее меня, потому что вы поступаете в полном соответствии с психологической теорией, которую создаете pro domo sua и которая не имеет никакой настоящей связи с вашей точкой зрения, полностью совпадающей с моей. Как дошли вы до такого апофеоза малейшего своего желания, малейшего каприза, до такого бережного отношения к самому себе, что оно доводит вас до нежелания читать письма, содержащие известия, неприятные вам, как дошли вы до такой озабоченности собственным покоем и до такого забвения своих окружающих? Как, наконец, дошли вы до того, что при всей широте своего кругозора находитесь в полнейшей зависимости от жалких мелочей, при необычайных талантах — остаетесь совершенно бесплодным. Вы не свободны, в своей частной жизни вы скорее бунтарь, чем независимый человек, в вас есть даже известный консерватизм, что уже само по себе могло бы служить доказательством моей правоты.
Кому как не вам знать феноменологию этого развития. С своей стороны, должен сказать, что подобными теориями будет отравлено всякое искреннее, свободное отношение. Вас будут любить, но счастливы не будут; с вами будут жить, но жизнь эта будет тяжела. Будут минуты счастья и дни тоски. — Вот причина, побудившая меня звать вас в Париж, — причина, которую вы не захотели понять. Теперь же все стало совершенно неосуществимым. В Париже больше развлечений, не приходится ежеминутно быть друг у друга на глазах. В Париже тебя всегда что-то увлекает, оглушает — иное дело в Веве.
_____
Скоро 5 ч<асов> — итак, продолжение в другом №.
В заключение же скажу лишь как вывод: чувствуете ли вы потребность изменить свою биософию и попытаться жить другою жизнью, более вам соответствующей? Хотите ли сделать некоторое усилие, чтобы выйти из того болезненного состояния, в котором вы находитесь,или нет?
На обороте:
В случае же его отъезда перешлите ему письмо.
Примечания
Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в ВМ. Впервые опубликовано: стр. 102—103.
Ответ на письмо Гервега от 4 января 1850 г. (Л XIV, 37—40).
Ваше письмо подействовало на меня очень благотворно... — В своем письме Гервег писал: «... ваше письмо <речь идет о письме 138> вовсе не произвело на меня того действия, которого вы боялись или хотели, — не знаю наверное. Оно вылилось прямо из вашего сердца; этого мне довольно, чтобы не сердиться на вас, и, протестуя против большей его части, я все-таки благодарю, что вы написали его, и обнимаю вас, как своего близнеца, если вообще могу иметь близнеца. Немного обиженный вначале, я потом стал улыбаться вашему учительскому тону и сказал себе, что вы так серьезны только потому, что поступили довольно легкомысленно по отношению ко мне и отдались первому тяжелому впечатлению. Говорите что вам угодно, мой реалист: жизнь не так проста, как вы думаете; в нее входит столько элементов, которых вы не принимаете во внимание в своей оценке. Демон анализа всегда толкает вас к тому, чтобы возможно скорее вывести формулу; даже дружба и любовь должны проходить через горнило вашей логики. Я не завидую этому вашему страшному таланту. На практике, я знаю, вы не уступаете мне ни в чем, вы даже в тысячу и тысячу раз превосходите меня, но в теории у меня более высокое понятие о дружбе. Да, я привязываюсь не только к своим друзьям, но к их недостаткам, которые могут огорчать меня совершенно так же, как и вас, но не потому, что они устанавливают различие между ними и мною, а потому, что они для них самих служат источником столкновений поговорить» (Л XIV, 39).
... — Отклик на слова Гервега в том же письме: «Нехорошо это стремление все выяснить, во всем разобраться. Хорошо вам, когда у вас голова всегда на том месте, где ей полагается быть. А я иногда теряю ее и тогда ничего не понимаю. Внешняя анархия проникает в меня самого: я думаю, что и с вами когда-нибудь будет то же. Есть еще цепи, которых вы не чувствуете и которые тогда захотите разбить <...> Чего же вы, наконец, хотите? Я стряхнул с себя на некоторое время семейную пыль, но не потому, что не любил, а потому, что это гнусное установление есть лучшее средство, чтобы убить любовь даже к самому благородному, преданному и любящему в мире существу, к такой прекрасной и крупной натуре, как Эмма. Но знаете ли, что ваш урок пришелся не совсем кстати? Простое невнимание, которое я допустил, по простоте душевной, уже аттестуется, как „легкомысленная жестокость”» (там же, стр. 39—40).
И не пьется водочка // По этой причине. — Из песенки «Едет чиж на лодочке» («Чижик едет в лодочке»), которую, по словам И. Г. Головина, в это время любил напевать Герцен («Записки И. Головина», Лейпциг, 1859, стр. 125).
»… — Герцен, вероятно, имеет в виду свое предыдущее письмо.
...эсс-букет... — Название модных в середине XIX века духов.
...pro domo sua... — Латинское изречение, буквально означающее: «для своего дома», т. е. «для себя».
Как дошли вы до такого апофеоза малейшего своего желания ~ и до такого забвенья своих окружающих? — Ср. с характеристикой Гервега, данной в части пятой «Былого и дум» (X, 240—241).
Вот причина, побудившая меня звать вас в Париж... — Отклик на слова Гервега в том же письме: «Что вы за человек? Все наши планы так и гибнут! В Париж! Но серьезно ли это? И неужели вы думаете, что я могу там оставаться? Нет, теперь я протестую».
Ответ Гервега без даты, начинающийся словами: «Пишу вам и не знаю еще о чем...» — Л XIV, 49—51. Возможно, что на это же письмо он ответил и недатированным письмом, начинающимся словами: «Дорогой Александр! Вы как раз дождались...» — Л XIV, 40—43.
— Ред.