158. Г. ГЕРВЕГУ
19 (7) февраля 1850 г. Париж.
Le 19 février 1850. Paris
Cette lettre part avec Emma, je profite de l’occasion pour dire quelques mots sur l’état des choses et sur nos projets nous concernant.
épublique en France est perdue. Elle n’existe que grâce à Changarnier qui ne veut pas qe coup d’Etat, et qui s’est approché même de Lamoricière pour s’opposer au coup d’Etat «Soulouqe», comme le dit le Charivari. On a fait un essai de mettre Chang<arnier> de côté, même de l’arrêter — mais il prend bien ses mesures. D’un autre côté les légitimistes ne veulent pas d’empereur, et une petite fraction bourgeoise veut l’ordre légal — avec Cavaignac en tête. Les journaux, les démocrates, les rouges — sont aplatis, stupides, le peuple est tombé dans une léthargie et a perdu tout sentiment du juste; l’insolence du pouvoir n’a pas eu d’antécédents, c’est Pétersbourg ivre, c’est Radetzky à Milan — on traîne les hommes dans des prisons pour tirer quelque aveu sur d’autres personnes. — Après l’article de Proud<hon> on l’a jeté à la Conciergerie, on lui a ôté livres et papiers, un soldat était à la porte etc., et personne ne pense à s’indigner. Lis quelquefois la Patrie et l’ée Nation<ale> — tu verras la limite. On veut l’autocratie, on veut faire taire la tribune. Un auteur qui envoie son ouvrage imprimé sans autorisation est regardé comme colporteur en contravention! Et la Сour de Cassation a légalisé cette iniquité odieuse, Légitimistes, et bonapartistes sent d’accord qu’il faut exterminer les ennemis de l’ordre. Les bourgeois parlent comme Bocquet — avec un plaisir féroce du grand coup. Deportation — et fusillade. Voilà la position. On attend l’envahissement de la Suisse, et quelque prétexte plausible à l’intérieur. Toute la France est partagée militairement entre quatre généraux. — Le gouvern<ement> a permis les réunions électorales, mais роur les réunions trop avancées, il a ordonné sous main de ne pas donner de local, et les électeurs du 12 arr<ondissement> couraient deux nuits de maison à maison. — Que dites-vous de cela? Et combien de bouteilles de Clos Vougeot vous m’avez perdues? — Et tout cela n’émeut personne.
La propagande du socialisme se fait — mais cela ce sont des questions de deux générations. La barbarie de la dissolution est au complet, le chaos, la confusion et la corruption générale règnent. A présent la grande question subjective, où aller? Le danger ici est imminent, je ne reste que pour mes affaires avec Rotschild. Je prendrai des penseignements sur Nice, mêmе s<ur> Florence. — J’ai quelque droit à demander unе autorisation de, rester en France, je le ferai valoir pour aller au Sud, m’y établir et vous engager d’y venir. Mais si tout celа ne réussit pas? Alors je propose primo роur toi de rester en Suisse jusqu’à l’occupation, moi je travaillerai pour notre voyage au Sud. Si cela ne va pas, je t’avertirai, et tu dois aller alors en Belgique et attendre. — La première réponse de la Russie doit venir vers le 23; 24. — La réponse définitive vers le 5, maximum 10 mars, — cela n’est pas trop loin...
Donne ton opinion. Dès que quelque chose de nouveau adviendra je t’avertirai.
é comme sur une base de granit, c’est quelquefois froid, quelquefois dur — mais c’est solide, et je me mets fort, dans la pureté de mes intentions, de le prouver...
’a pas dormi, elle est refroidie. Enfin c’est notre sort, l’un guérit, l’autre tombe tout de suite malade.
Adieu…
NB. De l’utilité d’avoir une maison à Paris. A l’instant-même un huissier annonce qu’il faut payer une amende de 1400 fr<ancs> pour ne pas avoir accompli je ne sais quelle formalité — et pour m’humilier ils ont adressé le papier à m-r Hazen.
19 февраля 1850 г. Париж.
Республика во Франции погибла. Она существует еще только благодаря Шангарнье, который не хочет государственного переворота и даже сблизился с Ламорисьером, чтобы пометать «Сулуку», как говорит «Charivari», совершить государственный переворот. Была сделана попытка отстранить Шанг<арнье> и даже арестовать его, но он принимает нужные меры. С другой стороны, легитимисты не желают императора, а небольшая группа буржуазии хочет легального порядка — с Каваньяком во главе. Газеты, демократы, красные — придавлены, отупели, народ погрузился в летаргический сон и утратил всякое правильное понимание вещей; наглость властей беспримерна — это пьяный Петербург, это Радецкий в Милане: людей тащат в тюрьму, чтобы вырвать показание против кого-нибудь. Пруд<она>, после его статьи, бросили в Консьержери, у него отняли книги, бумагу, поставили у двери солдата и т. д., и никто и не думает возмущаться этим. Читай иногда «La Patrie» в «L’Assemblée Nation<ale>» — ты увидишь, до каких дошли пределов. Жаждут автократии, хотят заставить замолчать трибуну. Автора, рассылающего свой печатный труд без разрешения, приравнивают к разносчику, торгующему без патента! И кассационная палата утвердила это вопиющее беззаконие. Легитимисты и бонапартисты единодушны в том, что надо истребить врагов порядка. Буржуа со свирепой радостью говорят, подобно Боке, о решительном ударе. Ссылки и расстрелы. Таково положение дел. Ждут вторжения в Швейцарию и какого-нибудь благовидного предлога внутри страны. Вся Франция поделена по-военному между четырьмя генералами. Прав<ительство> разрешило предвыборные собрания, но издало тайный приказ не предоставлять помещений для собраний крайних направлений, и вот избиратели 12 окр<уга> две ночи перебегали из дома в дом. Что вы на это скажете? И сколько бутылок Кло Вужо вы мне проиграли? И все это никого не волнует.
— но это вопросы двух поколений. Варварство распада дошло до предела, всюду царит xaoс, смятение, всеобщее разложение. Теперь возникает большой вопрос личного порядка — куда же ехать? Здесь опасность неминуема, я остаюсь только из-за своих дел с Ротшильдом. Я наведу справки о Ницце, даже <о> Флоренции. Я имею некоторое право просить разрешения оставаться во Франции я им воспользуюсь, чтобы поехать на юг, устроиться там и пригласить вас приехать туда. А если из этого ничего не идет? Тогда я предлагаю тебе, primo, оставаться в Швейцарии до ее оккупации, я же займусь нашей поездкой на юг. Если же это не удастся, я извещу тебя, и тогда тебе придется ехать в Бельгию и ждать. — Предварительный ответ из России должен прийти около 23—24. Окончательный ответ к 5, максимум к 10 марта — это не так уж долго...
Итак, прощай, Георг, положись на мою дружбу как на каменную стену; иной раз это и холодновато и жестковато, зато прочно, и я со всей чистотой своих намерений берусь это доказать.
Наталп больна. Она не спала, простужена. Такова наша судьба: один выздоравливает, другой тотчас заболевает.
NB. О пользе иметь собственный дом в Париже. — и для моего посрамления они адресовали бумагу на имя г-на Газена.
Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в ВМ. Впервые опубликовано на языке подлинника: —106.
...«Сулуку», как говорит «Charivari»… — Президент республики острова Гаити негр Сулук в 1849 г, провозгласил себя императором. Луи Бонапарта, открыто подготавливавшего государственный переворот, в насмешку часто называли поэтому «Сулуком». Карикатурами, направленными как против Сулука, так и против Луи Бонапарта, пестрели в это время страницы сатирического журнала «Charivari».
Пруд<она>, после его статьи, бросили в Консьержери ~ — Памфлет П. -Ж. Прудона «Vive l’empereur!» («Да здравствует император!»), появился в газете «Voix du Peuple» 5 февраля 1850 г., № 127 (см. о нем в «Былом и думах» — X, 194—195). Осужденный еще 20 марта 1849 г. на три года тюрьмы, Прудон пользовался правом свиданий, переписки и сотрудничества в периодической печати. Всего этого его лишили после появления памфлета. Герцен не совсем точен, утверждая, что никто не подымал голоса против мер, принятых в отношении арестованного Прудона: в ряде парижских газет, например, в «La Liberté», «La Réforme», «La Démocratie Pacifique», «L’Opinion Publique» были напечатаны по этому поводу протесты.
Я имею некоторое право просить разрешения оставаться во Франции… — Герцен имел на это право в качестве парижского домовладельца.
... — Hase (Газе) по-немецки — заяц.