184. Г. ГЕРВЕГУ
24 (12) марта 1850 г. Париж.
Рукой Н. А. Герцен:
24.
Не знаю, что в свете вернее того, что все люди безумные; животные — нет, а люди — да[256], все, и больше всех мы! Мучась целый день, мучась целую ночь, я просыпаюсь сегодня утром совсем измученная... тюрьма, монастырь, цепи... мне становилось до того страшно, что я не смела пошевелиться от мысли о цепях — рука не поднималась... Поздно, беру, наконец, опять письмо О<гарева> и вскакиваю на постели, кричу: «Тата, Тата! беги скажи папе, что О<гарев> едет сюда». — А<лександр> приходит, читает... «Едет, в самом деле едет!». Тут приносят ваше письмо — и все вместе мы радуемся, веселимся, как дети. А<лександр> бросается писать к вам о приезде О<гарева>, но дорогой перечитывает опять письмо О<гарева>, и мы видим опять, видим ясно, что он сослан... не страшно ли? Т. е. безумие это наше? Впрочем, все-таки мне кажется что они все бежали, как что их сослали.
_____
Симпатия не должна доходить до флюса и насморка!
J’ai souffert tellement, que pendant qu’A<lexandre> était allé chez Carlier pour le prier de<ne pas> le faire déporter (toujours à cause de ma maladie) — j’ai envoyé chercher un assassin, le premier venu, qui est venu et qui m’a soulagée. Et vous, cher besson, pourquoi enrhumassez-vous? laissez-moi faire cette besogne pour tous...
Donc, vous ne voulez pas de répetitions... réfléchissez donc là-dessus et en attendant <que> les affaires qui nous clouent ici seront terminées et nous irons tout droit, tous, nous jeter dans la mer! — O, et toute la famille déportée viendra nous rejoindre... pensez un peu, cher besson, que ce serait beau!..
’est qu’après le retour d’O<gareff> de l’exil que j’ai bien lu et savouré les vers reçus hier — merci!
Adieu, il faut absolument que je ferme la lettre pour pouvoir l’expédier aujourd’hui. — Je n’ai le temps que pour vous embrasser bien, bien du cœur.
N[257].
Après avoir relu encore une dizaine de fois la lettre hiérogly phique d’Ogar<eff> nous sommes parvenus à ne rien comprendre, pas même le sens de l’allégorie. Au reste, hier, ahuri, stupéfait, je t’ai écrit comme j’en étais convaincu. — Aujourd’hui je t’engage à lire avec m-selle Ern la copie du fragment...
Peut-on tourmenter de cette manière les hommes? Et je suis sûr que deux-trois mots sans ce luxe de diplomatie nous auraient parfaitement renseignés.
On t’a expedié 5 №<№> du journal — si tu veux envoyer à quelqu’un. — Figure-toi qu’il n’y en a plus, tout a été vendu.
J’ai vu hier Char<lotte> Corday — 1-ère représentation, pas mal. Un peu froid. Mais que veux-tu, lorsque le 24 mars la neige tombe.
ète (Ponsard) a même eu le bon esprit de ne pas représenter Marat en tigre prenant des bains de sang et mangeant tous les jours des entrecôtes d’aristocrates et de prêtres sautés aux larmes de nonnes.
Nous nous rejoindrons à Zurich ou — si tu veux — à Genève, à Lausanne — mais je n’ai jamais pensé у rester[258].
Примечания
Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в ВМ. Впервые опубликовано: ЛН, —147. Дата устанавливается по связи с предыдущим письмом.
Письмо Г. Гервега, на которое отвечает Герцен, неизвестно.
... бepy, наконец, опять письмо О<гарева>... — О напугавшей Герценов записке Огарева — см. в предыдущем письме.
...первого попавшегося душегуба, и тот пришел... — «Душегубом» Н. А. Герцен называет врача.
...присланными вчера стихами... — Какие стихи были присланы Гервегом, не установлено.
Тебе отправлены 5 номеров газеты... — Герцен послал Гервегу экземпляры «Voix du Peuple» от 18 марта 1850 г., где была напечатана его статья «Донозо Кортес, маркиз Вальдегамас, и Юлиан, император римский».
...все было распродано. — «Мой ответ на речь Донозо Кортеса, отпечатанный тысяч в 50 экземпляров, — писал впоследствии Герцен в „Былом и думах”, — вышел весь, и когда я попросил через два-три дня себе несколько экземпляров, редакция принуждена была скупить их по книжным лавкам» (X, 194).
Вчера видел премьеру «Шар<лотты> Кордэ»... — Ср. оценку пьесы Понсара в этом письме и в написанной Герценом для «Voix du Peuple» рецензии (VI, 239—246), а также в следующем письме.
— Прим. Н. А. Герцен.
[257] Я так мучилась, что, пока А<лександр> ходил к Карлье просить, чтобы его <не> высылали (и опять из-за моей болезни), я велела привести первого попавшегося душегуба, и тот пришел и помог мне. А что же это вы, дорогой близнец, вздумали простужаться? Предоставьте мне выполнять эту обязанность за всех.
Итак, вы не хотите повторений... подумайте же над этим, пока дела, которые держат нас здесь прикованными, не будут закончены и мы, все вместе, не отправимся прямо к морю! — А если и все ссыльное семейство приедет и присоединится к нам... подумайте только, дорогой близнец, как это было бы чудесно!..
Только по возвращении О<гарева> из ссылки я как следует прочла и насладилась присланными вчера стихами — спасибо!
— Времени у меня только на то, чтобы от всего, всего сердца обнять вас.
Н. (франц.). — Ред.
[258] После того как мы еще раз десять перечитали загадочное письмо Огар<ева>, мы вообще перестали что-либо понимать, даже всякий смысл аллегории. Но вчера, ошеломленный, пораженный, я написал тебе, как я его понял. — Сегодня я прошу тебя прочесть вместе с мадемуазель Эрн копию отрывка.
Можно ли так мучить людей? Уверен, что два-три слова, без этой излишней дипломатии, сделали бы для нас все понятным.
А такая неизвестность может продолжаться месяцы.
— Представь себе, ничего не осталось, все было распродано.
Вчера видел премьеру «Шар<лоты> Кордэ», неплохо. Немного холодновато. Но что поделаешь, когда 24 марта идет снег? Поэт (Понсар) был настолько умен, что не изобразил Марата тигром, принимающим кровавые ванны и поедающим ежедневно антрекоты из аристократов и священников, поджаренные на слезах монашенок.
— Ред.