26. Э. ГЕРВЕГ
23 (11) мая 1850 г. Париж
23 mai 1850. Paris.
Eh bien, Pénélope n’est plus Pénélope — mais bien Proserpine, enlevée par un Pluton policé, Pluton polisson, — Pluton de la police. Mais savez-vous que vous passerez par toutes les divinités de l’Olympe. Vous <êtes> Pallas à la maison et Bellone — sur le champ. Vous n’avez pas besoin de livre pour apprendre à Horace la mythologie. — Sie sehen in diesem Stil noch einen Hauch, denn der wirkliche H<aug> ist erst gestern nach London gegangen. Wenn aber das zu poetisch klingt, so kann ich anfang<en> ohne Hauch à la Kapp. So:
Laut unserer letzten Verabredung, beiläufig zu Paris Anno 1850 d<en> 21. Mai gehalten, verpflichtete ich mich, Hochgeehrte Frau, Ihnen eine Nachricht von den Alten und von den sämtlichen Kindern zu erstatten… Hiermit tue ich auch <das> Obenversprochene…
Sehen Sie, das ist schon viel prosaischer. Aber ich kann auch juristisch anfangen. Die Kammer de mise en accusation hat entschieden, daß man die Person für die Billets ins Gericht fordere. Also werden wir das Glück haben, noch in den Zeitungen ein kleines Prozeßchen zu lesen…
Was noch? — Schwer zu sagen. Palmier und Reichel gesehen, über Pathologie und Musik gesprochen — etwas gegessen, etwas getrunken, viel geschlafen, Schlüssel verloren, Schlüssel gefunden... edle indignation gegen alles, was man macht und keine Macht, etwas zu tun. — Et voilà tout.
Nous partons mardi — c’est-à-dire le 28. Nous attendons les détails de votre pélégrination. Le passeport de J<eannette> a été envoyé le même jour.
Que fait Rachel Ada?
Après votre départ il y a chez nous un calme de l’Océan pacifique, et si je ne faisais pas de bruit et de calembours — on pourrait bien penser que tout le monde est parti avec vous...
Mais ne l’est-il pas, mais n’avez-vous donc pas emporté nos cœurs — das Ihnen ein Reiseübergewicht von 7 fr. machen wird<.>
Рукой H. А. Герцен:
Cette fois, comme toujours, A<lexandre> parle et moi je me tais, quoique je n’en dise pas moins à celui qui veut bien m’entendre, — m’entends-tu toi, Emma!?. Pas de lettre de G<eorges>.
Les malades vont mieux, Elise très faible. Tata me tourmente toujours impitoyablement et embrasse Horace et toi, et Ada... moi aussi... Adieu, en attendant nos chers, chers amis! Que votre voyage et arrivée soient aussi agréables que je le désire!
A vous, à vous de tout mon cœur
N.
Рукой Саши Герцена:
Chère Emma!
J’ai à te communiquer quelque chose que tu dois savoir: après que tu étais partie on descendit de ton appartement tous les meubles et je trouvai dans un des fauteuils ton crochet pour boutonner les bottines. A présent je ne sais plus ce qui en est devenu. — Nous ne partons que le 28, c’est ennuyeux! Papa a acheté ton minotaure avec le piédestal noir pour en faire cadeau à Palmier.
Vive Nice! Vive la mer! Vive<nt> les monts! Vive l’été!
Porte-toi bien et amuse-toi jusqu’à notre arrivée!
Sacha.
Перевод
23 мая 1850 г. Париж.
Итак, Пенелопа больше не Пенелопа, а Прозерпина, которую похитил Плутон — Плутон цивилизованный, Плутон повеса, Плутон полицейской службы. А знаете, вы можете сойти за все божества Олимпа. — Дома вы Паллада, а в поле — Беллона. Вы не нуждаетесь в книгах, чтоб обучать Гораса мифологии. В этом стиле вы уловите и еще некое дуновение, так как настоящий Г<ауг> только вчера отбыл в Лондон. Если же это звучит слишком поэтично, я могу начать без дуновений, по-капповски. Так:
Согласно последним нашим переговорам, имевшим место в Париже 21 сего мая 1850 года, я обязался, достопочтенная сударыня, прислать вам уведомление обо всех старых и малых. Сим и приступаю к исполнению вышеобещанного.
Как видите, это уже куда прозаичнее. Но я могу начать и юридическим языком. Судебная обвинительная палата постановила привлечь оную персону за оный билет к суду. Стало, мы еще будем иметь счастье прочитать в газетах о маленьком процессике...
Что же еще? Трудно сказать. Пальмье и Рейхеля видел, о патологии и музыке толковал, немного ел, немного пил, много спал, ключи потерял, ключи отыскал... благородное возмущение против всего, что делается, и никаких сил что-либо делать. Вот и все.
Мы едем во вторник, т. е. 28-го. Ждем подробностей о вашем странствовании. Паспорт Ж<анетты> был отослан в тот же день.
Что делает Рашель Ада?
что и даст излишек весу в вашем багаже на 7 фр.
Прощайте.
Рукой H. А. Герцен:
И на этот раз, как всегда, А<лександр> говорит, а я молчу, хотя тот, кто захотел бы меня услышать, и без того услышит, — ты, Эмма, слышишь ли меня!? Писем от Г<еорга> нет.
… я тоже… А пока прощайте, дорогие, дорогие друзья! Пусть ваше путешествие и приезд будут столь приятны как я вам того желаю.
Ваша, всем сердцем ваша
Н.
Рукой Саши Герцена:
Дорогая Эмма!
Я хочу сообщить тебе кое-что, что тебе нужно знать: после того как ты уехала, из твоей квартиры снесли вниз всю твою мебель и на одном из кресел я нашел твой крючок для ботинок. Теперь не знаю, куда он делся. — Мы уезжаем только 28-го, так надоело! Папа купил твоего минотавра на черном пьедестале, чтобы подарить его Пальмье.
Будь здорова и проводи весело время до нашего приезда!
Саша.
Примечания
Печатается по фотокопии с автографа (ВМ). Впервые опубликовано: ЛН—194. Детская приписка Саши Герцена, адресованная Горасу Гервегу, не воспроизводится.
...Плутон цивилизованный, Плутон повеса, Плутон полицейской службы. — Каламбур: слова «policé» («цивилизованный»), «polisson» («повеса») и «de la police» («полицейской службы») по-французски звучат сходно.
... и еще некое дуновение, так как настоящий Г<ауг> только вчера отбыл в Лондон. — Каламбур: «Hauch» («дуновение») и «Haug» («Гауг») по-немецки звучат сходно.
...? — Герцен в шутку сравнивает малолетнюю дочь Гервегов Аду с артисткой Рашель.