30 Г. ГЕРВЕГУ
27 (15) <?> мая 1850 г. Париж.
Eh bien, tu le vois, un malheur a passé derechef entre la coupe et les lèvres. Tu liras dans la lettre de ma mère les particularités de l’affaire. A présent il faut frapper le coup le plus décisif de Stuttgart; comment ose-t-il nier un acte légalisé par le consul russe de Paris — on peut envoyer encore une reconnaissance de la procuration de la part de ma mère par l’ambassade de Pétersb<ourg> légalisée au ministère à Stuttgart. Il faut que l’ambassadeur entre tout bonnement en communication avec Gasser. Lui ou le consul. — Mais à te dire franchement, je crois que tout le ministère wurtem<bergeois> tremble devant Nesselrode, et voilà pourquoi il ne fait rien jusqu’à présent. — Tirez donc une réponse de Stut<tgart> pour savoir au moins ce qu’on a fait. — Dans votre lettre ne vous appuyez pas sur les communic<ations> de Rotsch<ild>, mais dites: «Nous apprenons pourtant» tout bonnement. Lui, il est homme à oublier ce qu’il a dit, il m’a donné lui-même le conseil de faire écrire par le minist. wurt<embergeois>, en ajoutant que cela reste entre nous, qu’il est très loin de vouloir entreprendre quelque chose de blessant pour le gouv<ernement> russe. Mais que c’est dans mon intérêt qu’il me donne privatim un conseil...
Que feras-tu? — Je pars pour Nice le 1 juin, grâce à la mansuétude des Carlovingiens. Si l’affaire l’exige je viendrai tout de suite de là vous rejoindre. Mais Emma est capable de me brûler vif, de m’empoisonner pour la prolongation de cette maudite séparation. Alors arrange au plus vite l’affaire de Wurtem<berg> et va à Nice — je t’attendrai là et j’irai ensuite finir l’affaire avec ma mère. — Gas<ser> lui-même est furieux, il dit formellement qu’il en usera de tous les moyens pour parvenir à l’encaissement. La présence d’un de nous (ou des deux) est absolument <n>écessaire, à présent plus que jamais; je vois là que mon séjour ici a été très utile, je te le prouverai...
Le tout ensemble, ensemble avec les affaires générales, avec tout ce que nous voyons tous les jours, est un lourd fardeau, sous lequel l’âme à force d’être comprimée, vieillit, dessèche.
Tu demandes pourquoi ce départ hâtif d’Emma; mais elle est partie tout bonnement le jour désigné par le pr<éfet> — pour ne pas subir le vaudeville correctionnel. Caro mio, tu ne connais pas les mœurs et us modernes, pour t’édifier par un pendant de l’histoire du billet — pense bien qu’on a un de ces jours condamné un auteur pour avoir envoyé par la poste sa brochure à quelques connaissances, on l’a condamné sans prév<ention> de colportage et distribution des imprimés...
Porte-toi bien. — Je suis tristissimo et indignatissimo. — Le prince Lobanoff dont je t’ai parlé est un homme distingué, avec cette largeur et richesse des natures russes lorsqu’elles ne sont pas bêtes foutues. Nous en parlerons — c’est-à-dire de lui.
Adieu.
Рукой H. A. Герцен:
Que vous dirai-je, mon cher, cher besson? Que je vous aime de tout mon cœur, ce n’est pas nouveau — mais ce n’est pas si ennuyeux comme tout le reste.
Перевод
Ну вот, ты сам видишь, опять между устами и кубком проскользнуло несчастье. Подробности о деле ты прочтешь в письме моей матери. Сейчас нужен самый решительный удар из Штутгарта. На каком основании смеет он оспаривать документ, засвидетельствованный русским консулом в Париже? Можно переслать еще доверенность моей матери, засвидетельствованную посольством в Петербурге и заверенную штутгартским министерством. Нужно, чтобы посланник непосредственно связался с Гассером. Посланник или консул. — Но, откровенно говоря, я думаю, что все вюртембергское министерство дрожит перед Нессельроде, поэтому оно до сих пор ничего не сделало. — Добейтесь же ответа из Штутгарта и выясните по крайней мере, что было сделано. — В письме вашем не ссылайтесь на сообщение Ротшильда, просто скажите: «Нам стало однако известно». Он из тех людей, которые склонны забывать правительства. Но, охраняя мои интересы, он дает мне privatim[57] совет…
— Я еду в Ниццу 1 июня благодаря благодушию Карловингов, а оттуда, если это потребуется для дела, тотчас же приеду к вам. Однако Эмма способна сжечь меня заживо, отравить меня за продление этой проклятой разлуки. Поэтому улаживай поскорее вюртембергское дело и отправляйся в Ниццу. Я подожду тебя там, а затем поеду вместе с моей матерью кончать дело. — Гассер и сам взбешен, он категорически заявляет, что употребит все средства, чтобы добиться оплаты билета. Присутствие одного из нас (или нас обоих) совершенно необходимо теперь, больше чем когда-либо. Итак, я вижу, что мое пребывание здесь было очень полезно, я тебе это докажу.
Всё вместе — и общее положение дел, и то, что приходится видеть всякий день, — бремя, под тяжестью которого старится, иссыхает душа.
Ты спрашиваешь о причине столь поспешного отъезда Эммы. Да просто-напросто она уехала в день, указанный префектом, чтобы не подвергаться этой исправительной комедии. Саro mio, ты слишком мало знаком с современными нравами и обычаями; вот тебе в назидание история, схожая с историей с нашим билетом, — подумай только, на днях осудили одного писателя за то, что он переслал знакомым по почте свою брошюру.
Без всякого суда и следствия его обвинили в незаконной продаже и распространении печатной литературы!
— Я tristissimo и indignatissimo[58]. Князь Лобанов, о котором я тебе говорил, человек благородный, со всей широтой и богатством русской натуры, когда она не подлая скотина. Мы еще поговорим об этом — т. е. о нем.
Прощай.
Рукой Н. А. Герцен:
Что сказать вам, мой дорогой, дорогой близнец? Что я вас всем сердцем люблю — это не ново, зато и не так скучно, как все остальное.
Примечания
ВМ). Впервые опубликовано: ЛН, т. 64, стр. 201—202. Дата написания определяется (предположительно) связью с соседними письмами.
Ответ на письмо Г. Гервега от 21 мая 1850 г. (Л XIV, 75—77).
.... — Гервег использовал это выражение в письме, на которое отвечает Герцен.
Подробности о деле ты прочтешь в письме моей матери. — Имеется в виду письмо 32.
...нужен самый решительный удар из Штутгарта ∞ все вюртембергское министерство дрожит перед Нессельроде... — См. комментарий к письму 6.
... благодаря благодушию Карловингов... — О своих визитах в полицейскую префектуру (к Карлье и его агентам) и об отсрочке высылки из Парижа Герцен подробно рассказывает в «Былом и думах» (X, 140—147).
— Гервет писал в своем письме об отъезде Эммы из Парижа: «Ты был так добр, так добр к ней, — обнимаю тебя за это. И все-таки эта поспешность для меня немножко загадочна».
– Ред.
[58] крайне огорчен <и> крайне возмущен (итал.). — Ред.