36. Г. ГЕРВЕГУ
2 июня (21 мая) 1850 г. Париж.
Le 2 juin.
A toi, cher George, deux mots. Attends un peu la réponse de Stuttgart, et pars pour Nice, je te conjure. Emma est trop malheureuse là, et moi, je suis déchiré par la pensée que c’est pour mon affaire que tu restes. — Tu ne feras rien et personne ne fera rien. — Sois maudite cette demi-année perdue en d’ignobles tracasseries. — C’est un parti pris de ruiner les hommes ennemis au gouvernement.
Et, sacré nom de Dieu, perdre d’un seul coup... on le fait avec courage, on s’oriente, mais être sucé par goutte, traîné des mois, trompé, trahi peut-être — c’est au-dessus des forces humaines.
Je reste ici seulement pour savoir des nouvelles des 80 000 fr<ancs>. — L’affaire du billet, je la laisse à la providence et aux prières de St. Ignace<.>
L’idée me vient quelquefois — si notre chargé d’affaires à Mos<cou> n’est pas un espion. Il a été honnête homme, mais... mais tempora mutantur... Fais un dernier effort, écris à Stuttgart, promets beaucoup d’argent et expose la nouvelle affaire, comment peut-on l’argent envoyé à une Wurtembergeoise qui n’a jamais été ni jugée, ni sous une enquête.
Weiter, muß man fordern, daß man wenigstens die Renten schickt vom Billet, alle Prozente, die jetzt eine große Summe machen…
Et cela sera le dernier effort — je ne peux rien faire. Lorsqu’on a des mulets de frère, et des taupes de chargé d’affaires — il faut se résigner. Je crois même que le ministre à Stut<tgart> est un énorme Jean f... re et que Nesselrode l’а tout bonnement intimidé.
Il fallait envoyer quelqu’un en Russie — mais qui, mais comment faire?
Егору Федоровичу.
Рукой H. А. Герцен:
P<aris>. 2 Juni.
ß und Kuß.
N. H.
2 июня.
Два слова для тебя, дорогой Георг. Подожди еще немного ответа из Штутгарта и поезжай в Ниццу, заклинаю тебя. Эмма слишком несчастна там, и меня терзает мысль, что ты остаешься из-за моего дела. — Ничего ты не сделаешь, и никто ничего не сделает. Да будут прокляты эти полгода, потерянные в подлых хлопотах. — Очевидно, решено разорять людей, враждебных правительству<.>
Но, черт возьми, когда теряешь всё сразу… это переносишь мужественно, как-то приспосабливаешься, но когда из тебя высасывают всё по капле, месяцами водят за нос, обманывают, а может быть, предают — это выше человеческих сил.
— А дело с билетом предоставлю провидению и молитвам св. Игнатия.
Иногда у меня появляется мысль, уж не шпион ли наш московский поверенный в делах. Он был честным человеком, но… но tempora mutantur[65]. Сделай последнее усилие, напиши в Штутгарт, пообещай много денег и изложи суть нового дела — как это можно конфисковать деньги, посланные вюртембергской гражданке, ни под судом, ни под следствием никогда не состоявшей.
Затем, надо требовать, чтобы по крайней мере прислали проценты с билета, все проценты, которые составляют сейчас крупную сумму.
— больше я ничего не могу сделать. Когда у тебя братец — осел, а поверенный слеп, как крот, надобно покориться необходимости. Думаю даже, что штутгартский посланник — страшный <…> болван и что Нессельроде просто-напросто его запугал.
Надо бы послать кого-нибудь в Россию. Но кого, и как это сделать?
На обороте: Егору Федоровичу.
Рукой Н. А. Герцен:
<ариж>. 2 июня.
Сердечный привет и поцелуй.
Н. Г.
Примечания
Печатается по фотокопии с автографа (ВМ). Впервые опубликовано: ЛН—209.
Год написания определяется связью с соседними письмами.
. — Очевидно, имеется в виду получение денег от Голохвастовой (см. письмо 4).
[65] времена меняются (лат.). – Ред.