43. Г. ГЕРВЕГУ
11 июня (30 мая) 1850 г. Париж.
Tu es, cher George, tout à fait comme Ney, le brave des braves, tu ne te rends jamais et tu fais bien. Tu as tort — mais il n’y a pas de raison d’en convenir; enfin, moi de guerre lasse, je cèderai — car répéter pour la 500 fois les mêmes arguments c’est acheter une justification à un prix énorme. —Tu écris que tu portes haut la tête et le cœur, — moi aussi; mais quelquefois je les porte très humbles, c’est nommément quand j’ai tort, quand, entraîné par un mouvement passionné, j’offense mes amis; tu veux absolument avoir raison, et en manquant tu prends par les sentiments, tu ris et tu pleures — pour ne pas être forcé de convenir que tu avais tort. Ce n’est pas moi le premier qui l’aie remarqué; Emma aussi bien que moi et avant moi. En moi tu trouveras toujours une résistance acharnée. — L’autre jour je n’étais pas fâché, j’étais affligé par ta lettre, je sais que tu devais revenir toi-même; mais cela n’est pas assez d’avoir le désir de frapper — pour frapper; tu es trop habitué aux concessions amicales, — moi je ne peux le faire, avec toute mon amitié, c’est contre ma nature...
Pour mettre sur un autre terrain la question, moi je demande où fallait-il aller, quand? — Est-ce que tu as jamais écrit qu’il fallait venir à Zurich, la seule chose possible pour nous réunir, moi je l’ai proposée, mais Zurich te déplaisait comme ville, — votre voyage à Stuttg<art> n’était-il pas nécessaire, et il n’y a que 3 jours que vous l’avez terminé. Quand fallait-il donc aller? Si tu n’as pas gardé toutes mes lettres, au moins rappelle-toi les réponses de Gasser, chaque semaine se terminait par une promesse.
L’affaire entière a été traitée de facile au commencement, eh bien, tu vois à présent que le ministre ne peut pas même obtenir de réponse de l’ambassadeur. Et que Rot<schild> ne fait rien contre, mais ne fait rien pour. Quelle serait donc la folie de quitter une affaire entamée, sans même connaître l’état dans lequel on la laisse.
Pourquoi me fais-tu répéter tout cela? Je n’avais d’autre manière d’agir. Enfin on me renvoie de Paris, — toute la maison <est> malade, mais vers le 1 juin je pouvais partir, non pas pour te rejoindre, mais pour aller à Nice — eh bien, Rot<schild> lui-même était tellement persuadé vers la fin du mois de mai que l’affaire allait se terminer — qu’il a ordonné d’acheter des papiers amér<icains> pour ma mère, que la police a eu l’évidence de la nécessité de rester quelques jours encore.
ésent, je dois dire concernant le conseil de Sch<ombourg> dont j’ai fait mention l’autre jour; il m’a dit qu’une démarche énergique de la part de R<otschild> finirait en une semaine l’affaire et en même temps qu’il n’y a pas de doute qu’il ne le fera pas. Si on perd le temps à présent, le gouv<ernement> russe, voyant que l’affaire n’est pas poussée, s’acharnera encore plus. Donc il faut frapper un coup décisif, le coup décisif serait de demander définitivement <à> R<otschild>, veut-il continuer ou non l’affaire, et par quels moyens. Sinon — transporter immédiatement l’affaire à Londres. J’attends demain ou même aujourd’hui la réponse de Bamberger, auquel j’ai communiqué tous les détails — après avoir fait le transfert, Gasser n’aura qu’à endosser à Pétersb<ourg> le billet au nom désigné par le banquier anglais. — En tout cas, c’est un pas — et qui ne serait pas fait sans moi...
Tu penses qu’il <y> a un dualisme dans ce que je dis, que je me soumets aux nécessités extérieures. Non, c’est aussi du réalisme, le vin de Xérès me donne régulièrement des maux de tête — eh bien, je ne le prends pas. Je sais qu’il m’est impossible d’aller à Naples, — j’aime Naples par-dessus tout — et bien, non seulement je n’irai pas à Naples, mais je ne me bercerai pas même de projets inexécutables — qui donc est dans la réalité et qui dans les fantaisies? Mais moi, je ne t’en veux pas pour cela. — Je déteste Paris – et je restais là parce que je pensais pouvoir faire quelque chose pour le procès. Tu aimes Paris, tu meurs d’ennui à Zurich et pendant 6 mois l’idée ne t’est pas venue de venir passer ici une semaine ou deux; cela ne prouve non plus une grande décision de caractère... Je crois qu’il suffit. — Amen.
Ecris donc à Kol<atchek> que je suis très flatté etc. et que je lui enverrai quelque chose. Reichel t’apportera l’Epilogue, tu peux le faire copier par quelque’un à Zurich (c’est le seul exemplaire) et envoyer sans traduire à Kol<atchek> ‑ mais comme cet Epil<ogue> a déjà été promis par Kapp à la 2e édit<ion> de la brochure, moi je donnerai à Campe encore un petit article. C’est dommage seulement que l’Epilogue à lui seul ne présente rien de Ganzes’autre article. — Ou s’il veut attendre, je lui écrirai de Nice quelques «actualia».
1) M’attendre à Zurich, aller avec moi à Londres, de Londres à Lisbonne, Cadix, Sicile, Malte, Gênes et Nice.
à Nice, faire le même voyage vice versa et retourner par Zurich...
Qu’en pensez-vous, cela m’occupe fortement. Londres peut devenir indispensable.
J’irai à Londres et je viendrai te chercher, si tu ne viens pas à Nice.
Vide ère.
На обороте: Егору Федор<овичу>.
Перевод
11 июня.
ибо повторять в 500-й раз одни и те же аргументы значит купить оправдание непомерно дорогой ценой. Ты пишешь, что несешь высоко и голову и сердце, — я тоже; но иногда я несу их весьма смиренно, а именно тогда, когда я неправ, когда в порыве страсти оскорбляю своих друзей. Ты хочешь во что бы то ни стало быть правым, и когда это тебе не удается, ты начинаешь играть на чувствах, смеешься, плачешь — лишь бы не быть вынужденным признать свою ошибку. Не я первый это заметил: так же, как я, и до меня заметила это Эмма. У меня ты всегда встретишь ожесточенное сопротивление. — Но в тот раз я не рассердился, я был удручен твоим письмом, я знаю, что ты и сам бы одумался. Но чтобы ударить — недостаточно одного желания ударить; ты слишком привык к дружеским уступкам, а я, при всех моих дружеских чувствах, не могу пойти на это: это противно моей натуре…
Но поставим вопрос иначе: я тебя спрашиваю, куда же надобно было ехать и когда? — Разве ты хоть раз написал, что нужно ехать в Цюрих? Эту единственную для нас возможность встретиться я предлагал, но Цюрих не нравился тебе как город. А ваша поездка в Штутгарт — разве она не была нужна, и только три дня назад вы ее завершили. Когда же надобно было ехать? Если ты не сохранил всех моих писем, то припомни хотя бы ответы Гаcсера, каждая неделя заканчивалась обещанием.
Вначале дело представлялось легким, ну а теперь — ты видишь, что даже министр не может добиться ответа от посланника. А Ротшильд ничего не предпринимает ни за, ни против. Ведь было бы безумием оставить начатое дело, не выяснив даже, в каком положении его бросаешь.
Зачем ты заставляешь меня повторять все это? Я был лишен возможности поступать иначе. Наконец, меня высылают из Парижа, все дома больны, но к 1 июня я мог бы уехать, однако не с тем, чтобы присоединиться к тебе, а чтобы отправиться в Ниццу, — ведь сам Ротшильд в конце мая был настолько уверен, что дело близится к концу, что даже распорядился купить для моей матери американские акции, и полиции было очевидно, что мне необходимо задержаться здесь еще на несколько дней.
Теперь я должен рассказать о том совете Ш<омбурга>, о котором упомянул в прошлый раз; он мне сказал, что энергичные меры со стороны Р<отшильда> помогли бы закончить дело в одну неделю, но в то же время можно не сомневаться, что тот их не предпримет. Если упустить теперь время, то русское правительство, увидя, что дело не двигается с места, будет еще больше упорствовать. Следовательно, нужно нанести решительный удар. Таким решительным ударом было бы потребовать от Р<отшильда> окончательного ответа — хочет ли он продолжать дело или нет, и какими средствами. Если нет, немедленно перевести дело в Лондон. Жду завтра или даже сегодня ответа от Бамбергера, которому я сообщил все подробности. После перевода дела в Лондон Гассеру останется только сделать в Петербурге передаточную надпись на билете на имя лица, указанного английским банкиром. Во всяком случае, это шаг вперед — и без меня он не был бы сделан.
— херес постоянно вызывает у меня головную боль, ну что ж, я не пью его. Я знаю, что мне нельзя ехать в Неаполь, а я люблю Неаполь больше всего на свете, — так вот, я не только не поеду в Неаполь, но не стану даже лелеять этот невыполнимый план. Кто же из нас живет в мире реальном и кто в мире фантазии? Но я не сержусь на тебя за это. Я ненавижу Париж, но я оставался здесь, ибо думал, что могу что-то сделать для процесса; ты любишь Париж — ты умираешь от скуки в Цюрихе, а за полгода тебе не пришла в голову мысль приехать сюда на недельку или на две; это также отнюдь не свидетельствует о большой решительности твоего характера... Думаю, что достаточно. — Amen.
Напиши же Колачеку, что я весьма польщен и т. д. и что я ему пришлю кое-что. Рейхель привезет тебе «Эпилог», дай его кому-нибудь в Цюрихе переписать (это единственный экземпляр) и отошли, не делая перевода, Колачеку. Но так как Капп уже обещал «Эпилог» для 2-го издания брошюры, я дам Кампе еще небольшую статейку. Жаль только, что «Эпилог» сам по себе не представляет нечто Ganzes[76]. Надо было бы также и другую статью. Если же он согласен ждать, я напишу ему из Ниццы какие-нибудь «actualia»[77].
Предложение:
1) Ждать меня в Цюрихе, ехать со мной в Лондон, из Лондона в Лиссабон, Кадикс, Сицилию, Мальту, Геную и Ниццу.
2) Приехать в Ниццу, проделать то же путешествие vice versa[78] и вернуться через Цюрих…
Vide[79] письмо моей матери.
На обороте: Егору Федор<овичу>.
Печатается по фотокопии с автографа (ВМ). Впервые опубликовано<: > ЛН, т. 64, стр. 216—220.
Год написания определяется связью с соседними письмами.
— разве она не была нужна, и только три дня назад вы ее завершили. — См. выше письма 6 и 40.
... о том совете Ш<омбурга>, о котором упомянул в прошлый раз. — См. письмо 39.
Жду завтра или даже сегодня ответа от Бамбергера, которому я сообщил все подробности— Письмо Герцена и ответ Бамбергера неизвестны.
Рейхель привезет тебе «Эпилог» ∞ отошли, не делая перевода, Колачеку. — По-видимому, Гервег сам снял копию с рукописи Герцена для отправки Колачеку (см. книгу: Der Freiheit eine Gasse, aus Leben und Werk Georg Herweghs. Herausgegeben von Bruno Kaiser. Berlin, 1948, стр. 217—220). Не исключена возможность, что Гервег был переводчиком этой статьи на немецкий язык.
... я дам Кампе еще небольшую статейку— Герцен, вероятно, намерен был послать Кампе для включения во второе немецкое издание книги «С того берега» свою статью «Omnia mea mecum porto». См. комментарий к письму 18.
Vide — письмо моей матери. — Из писем А. И. Герцена к Л. И. Гааг, написанных в июне 1850 г., до нас дошли только датируемые 3 и 14 июня <(>см. письма 37 и 45).
<. – Ред>
<. – Ред.>
[78] в обратном направлении (лат.)<. – Ред.>
– Ред.