58. Г. ГЕРВЕГУ
13 (1) июля 1850 г. Ницца.
13 juillet.
’est pas étonnant à Zurich, on ne peut pas devenir trop... glodyte demeurant face à face avec Schibel — pourquoi donc cette longue histoire, ces récriminations pour la maison, et pourquoi ce manque de confiance? Moi, à ta place, j’aurais dit: « il y a une cause ’ils n’ont pas pris les appartements dans une même maison, il faut s’arranger de manière à avoir un appart<ement> tout près». Toi, tu te penses abandonné et je ne sais quoi, tu veux rester à Zurich, aller à Genève, je ne sais où. Tu ne feras rien de tout cela, j’ai plus de confiance en toi qu’en tes paroles — mais pourquoi faire ces alarmes? Et Emma s’est habituée à cela, et vous vous tourmentez par une surexaltation nerveuse — je commence même à soupçonner que cela vous fait plaisir, — ces désespoirs, ces paroles atroces, ces résolutions qui ne s’exécuteront jamais. — Mais le comble de l’injustice, c’est l’inculpation que tu me fais, à moi.
Moi j’étais le seul qui dès le premier jour — jusqu’au 13 juillet — n’avait qu’une opinion, qu’il fallait prendre une maison ensemble... Sans parler de l’évidence que dans nos relations, étant dans une ville étrangère, il faut être réunis, je prenais pour une folie de tenir deux maisons, lorsqu’on peut tenir une. La première fois lorsque j’étais dans la maison de Sue, j’ai regardé les 2 étages. Le 2 n’a pas plu à Emma — primo œur), elle ne peut se faire encore aux 2000 Tal<ers>. Je voyais avec grande tristesse que ses recherches n’aboutirent à rien; ce n’était pas à moi de dire: «Vous cherchez des logements trop chers pour vous» — c’était à elle d’y penser. — Tu es un grand psychologue. Mais cela n’empêche en rien de faire des appréciations irréelles — en quoi, par quoi as-tu vu qu’Emma voulait demeurer dans une même maison? Je ne le crois pas. Elle a un exclusivisme, très compréhensible du reste, et un exclusivisme nourri en elle non seulement par l’amour pour toi, mais aussi par un amour propre un peu napoléonien. — Elle nous aime, j’en suis si sûr, si convaincu, que si un jour elle me disait le contraire, je ne le croirais pas. Mais pour elle, vivre sous un même toit ou sous deux, est une question secondaire. A présent, en véritable orthodoxe docile, elle le désire. — Pourquoi n’as-tu pas pensé à tout cela, avant de lancer tes flèches de Vatican d‘Oberschönenberg? Je ne t’en veux pas pour tes doutes — je sais tout ce qu’il y a d’amitié même dans le doute. Mais finissons en avec ces scènes de jeunes filles qui se querellent pour se réconcilier. J’adore la sérénité dans la vie. Sous ce rapport je pourrais citer l’harmonie réelle, c’est-à-dire pratique, qui existe entre moi et Natalie — les grandes questions individuelles sont terminées entre nous — il y a un calme de confiance et de confiance qui n’est pas enfin troublé par les petites disputes qu’on peut avoir tous les jours. Nous pourrions passer cette année à Nice d’une manière magnifique — à qui sera la faute si nous ne le faisons pas. — C’est un fardeau immense que d’éduquer tous les côtés de l’âme jusqu’à cette irritabilité qui fait crier «au feu» à la première appréhension — n’avons-nous pas assez de malheurs non inventés?
Pourquoi louer une maison pour 10 mois? — . Parce qu’à Nice celui qui voudrait prendre non par saisons, mais par mois payerait le double, et celui qui prend pour l’hiver — paie très peu le reste. Et comme en général la vie provisoire coûte plus cher, j’ai conseillé de louer non seulement pour 10, mais pour 12 mois. Ce qui a été fait. — Plus de papier. Adieu.
Перевод
— в Цюрихе это неудивительно: живя друг против друга с Шибелем, слишком... глодитом стать невозможно — к чему же эта длинная история, эти обиды из-за дома, и почему такое недоверие? — На твоем месте я бы сказал: «Наверное, , почему не сняли квартиру в одном и том же доме, надо устроить так, чтобы найти квартиру поблизости». А ты считаешь, что тебя бросили и не знаю что еще, ты хочешь остаться в Цюрихе, поехать в Женеву, не знаю еще куда. Ничего этого ты не сделаешь, я больше доверяю тебе самому, чем твоим словам, но к чему бить тревогу? А Эмма уже привыкла к этому, и вы мучаете себя нервозной сверхэкзальтацией — я даже начинаю подозревать, что все это — и взрывы отчаяния, и жестокие слова, и решения, которые никогда не будут выполнены, — доставляет вам удовольствие. Но верх несправедливости — это обвинение, брошенное мне.
— по 13 июля — был того мнения, что надобно снять дом сообща... Не говоря уже о том, что при наших отношениях, находясь в чужом городе, нам, совершенно очевидно, нужно быть вместе, — я считал безумием держать два дома, если можно держать один. Когда я был в доме Сю в первый раз, я осмотрел оба этажа. Primo, третий этаж Эмме не понравился (я всем сердцем ее понимаю), она еще не привыкла довольствоваться 2000 талеров. Я с глубоким огорчением видел, что ее поиски ни к чему не приводят, но не мне же было говорить: «Вы ищете квартиры слишком для вас дорогие» — она сама должна была об этом подумать. Secondo. —Ты великий психолог, но это нисколько не мешает тебе высказывать самые невероятные суждения. Где, в чем ты усмотрел, что Эмма хотела поселиться в том же доме? Я этого не думаю. В ней живет дух исключительности, вообще говоря очень понятный, — дух исключительности, питаемый не только любовью к тебе, но и самолюбием, чуть-чуть наполеоновским. Она нас любит, я в этом так уверен, так убежден, что если б она когда-нибудь сказала мне обратное, я б этому не поверил. Но для нее жить с нами под одной или под разными крышами — вопрос второстепенный. Теперь она, как истая и послушная правоверная, этого уже хочет. Почему ты не подумал об этом, прежде чем метать ватиканские стрелы из своего Верхнекрасногорья? Я не сержусь на тебя за твои сомнения, я знаю, сколько дружбы кроется даже в сомнении. Но давай покончим со сценами, приличествующими молоденьким девушкам, которые ссорятся для того, чтобы мириться. В жизни я страстно люблю ясность, здесь я мог бы сослаться на подлинную, иначе говоря, действительную гармонию, существующую между мной и Натали, — большие вопросы личного порядка между нами решены, у нас воцарился покой — покой, основанный на доверии, и те мелкие разногласия, которые могут возникать в повседневной жизни, уже не в силах нарушить это доверие. Мы могли бы чудесным образом провести в Ницце нынешний год — кто будет виноват, если мы этого не сделаем? — Довести себя до той степени душевной возбудимости, когда при малейшем испуге начинаешь кричать «пожар», значит взвалить на себя огромное бремя: разве у нас мало несчастий, чтобы их еще придумывать?
Ответ: потому что тот, кто пожелает снять в Ницце дом не посезонно, а помесячно, заплатит вдвое, тот же, кто снимет на зиму, платит за оставшиеся месяцы совсем немного. А так как обычно временное пребывание обходится дороже, я посоветовал снять не только на 10 месяцев, но на год, что и было сделано. — Бумага кончилась. Прощай.
ВМ). Впервые опубликовано: ЛН—240.
...слишком... глодитом стать невозможно— Каламбур: первый слог слова «troglodite» («троглодит») и слово «trop» («много, слишком») по-французски звучат одинаково.
...эти обиды из-за дома, и почему такое недоверие— Э. Гервег, которой еще во время ее пребывания в Цюрихе в феврале 1850 г. стали известны близкие отношения ее мужа с Н. А. Герцен, старалась предотвратить совместную жизнь Г. Гервега под одной крышей с Натальей Александровной. Однако отсутствие достаточных материальных средств для найма подходящего отдельного дома принудило ее все же переехать в дом Сю, снятый Герценом. Несмотря на неоднократные заверения Герцена, что он хотел бы жить с Гервегами в одном доме, Гервег в своих письмах, адресованных одной Наталье Александровне, высказывал сомнение в искренности Герцена. «... Ты подозреваешь Александра там, где его искренность, его доверие, откровенность причиняют мне боль — так они велики и так мало оценены они тобою, — писала ему в ответ Н. А. Герцен. — Мне это очень, очень больно. Все, что я говорю тебе, — , как и моя жизнь. Не думай, что существует хоть малейшее препятствие со стороны Александра, — наоборот, он сделал передо мной всего своего отвращения, ужаса перед совместной жизнью в одном доме»... (ЛН
...— покой, основанный на доверии... — Герцен не подозревал двойственного положения Натальи Александровны, по-прежнему любившей его и в то же время питавшей страстное чувство к Гервегу, с которым она продолжала вести переписку. О подлинном характере отношений Гервега и своей жены Герцен узнал только после приезда Гервега в Ниццу. См. об этом подробно в «Былом и думах» — X, 252—257 и обзоре писем Н. А. Герцен к Гервегу — ЛН—318.