Герцен А. И. - Гервегу Г., 15 (3) июля 1850 г.

59. Г. ГЕРВЕГУ

15 (3) июля 1850 г. Ницца.

15 juillet.

’ultima lettera a Zurigo.

Cher Georges, Ende gut alles gut — viens ici et laisse à Zurich toutes les Grübelei<en>. Tu as voulu un étage dans la même maison — tu l’as, tu as voulu un jardin commun, tu en as un comme deux. Tu as même plus ce que tu as voulu — la rue Anglaise que tu n’as pas voulue; eh bien, va prendre une place dans la diligence. Moi je refuse complètement, sans intervention de force majeure (comme incendie, guerre, peste, démosocie...) d’écrire à Zurich.

’a lu ta dernière lettre — elle devait le faire, cela serait presque une trahison de ne pas me faire part de tes doutes étranges sur mon compte. J’en étais profondément chagriné. — Mais qu’as-tu donc, саrо mio, tu prends mes reparties, mes intolérances, enfin mes impatiences pour une preuve que moi j’ai quelque rancune contre toi. Tu es dans l’erreur la plus profonde. Tout ce que j’avais sur le cœur, je l’ai écrit, je l’ai écrit le même jour — mais je n’avais pas de rancune. Et pourquoi — suis-je fou? Quelle dose de dureté ingrate tu devais me supposer — non, non, tu n’y crois non plus.

Vous avez un mauvais laps de chemin à passer, j’ai cru qu’il ne fallait pas augmenter par des maux fantastiques des maux véritables. — Depuis mon arrivée à Paris, je répétais la même chose. — Laissons cela — à quoi bon ce rôle d’ami perroquet, d’ami aumônier — quelque chose restera, tu y penseras quelquefois. Quand je regarde cette agitation, que ta correspondance soutient entre Emma et toi — faut-il te le dire, un sourire me vient sur les lèvres, en pensant qu’au commencement de l’hiver j’en étais aussi agité. — En attendant, ni toi, ni elle ne pensent, en vérité, à une nécessité très prosaïque de fixer votre manière de vivre, le peu d’argent s’en va dans ce trouble, dans cette agitation stérile. Comment palper à chaque instant, mettre en question à chaque lettre toutes les bases de votre existence?

Je ne m’approche pas trop légèrement des hommes, mais une fois lié avec eux, je tiens cela pour un fait, le jeux de Gretchen — «liebt mich, liebt mich nicht» — n’était possible qu’au commencement — chez vous cela continue.

’étais souvent froissé par ce que j’ai appelé dans une de mes dernières lettres l’intempérance du style. Je trouve qu’il y a quelque chose de leste de traiter tout de suite son ami en goujat. Comprends-tu que c’est la même chose que de flétrir l’amour d’une femme en lui reprochant l’infidélité — à tort et à travers. On peut dire que c’est de l’amour outré... Mais... mais... j’aime avec fanatisme l’indépendance, même dans les affections.

Donc. Prends une place dans la diligence. — Aujourd’hui c’est le 15. Le 1 août nous serons installés dans la maison Sue — je te donne cette quinzaine, pas plus.

Ordre du jour donné

Sous les Alpes Maritimes

Il 15 luglio.

<ild> m’a proposé encore à Paris l’emprunt piémontais — je n’ai pas voulu. Je prendrai, au reste, des notes. Il ne vous donnera jamais les 3%. Mais à quoi bon se presser, à présent cette affaire a perdu tout l’intérêt; l’argent est sauvé, de manière ou d’autre on pourra le placer. — Bamberger qui a pris des renseign<ements> à Londres ne conseille que l’Amérique. — Nous verrons.

L’article de Fallmer<ayer> m’intéresse. La lettre à toi est attaquable parce qu’elle est peu développée. Mais je suis prêt à défendre la pensée dirigeante avec acharnement et respect pour un homme comme Fall<merayer>. — J’ai lu moi-même Gazette ’Augsbourg l’infamie concernant Bakounine et voilà comment. «Prague. Des bruits sans fondement disent que B<akounine> sera livré à la Russie, et s’étonnent que l’Autriche a pris sur elle le rôle d’exécuteur de hautes œuvres — tout cela est une invention grossière. B<akounine> a été amené à Prague pour être confronté avec d’autres accusés politi<ques>. — La nécessité de cette démarche est complètement justifiée, déjà il y a une vingtaine d’arrestations faites sur les dépositions de B<akounine>...» Je réponds pour le sens, j’ai lu cela ici vers le 1 juillet, on peut donc retrouver...

Pour que tu ne fasses point d’illusion, je dois t’avertir les larmes au yeux et le cœur fendu de douleur, qu’on ne peut plus boire du vin de Bourgogne (quoiqu’il soit très bon) — ni cognac, ni bourgogne, cela échauffe tellement, qu’on craint l’apoplexie. Mais il y en a de très bon bordeau, et, chose étrange, le climat pousse l’homme (das Gottes) — au bordeau ici...

Enfin — est-ce que l’arrivée de Vogt est sûre? Si Löwe venait avant lui, il pourrait aussi donner des leçons.

Adieu.

’ai lu avec vénération pour notre sympathie que la mort de Sir R. Peel nous a fait tout de suite penser à Adèle de Genève. — Mais je crois que James le Territorial peut à présent la consoler — au moins avec du gravier.

Перевод

15 июля.

L’ultima lettera a Zurigo[92].

Дорогой Георг, Ende gut alles gut[93] — приезжай сюда и оставь в Цюрихе все свои Grübelei<en>[94]. Тебе хотелось снять этаж в том же доме — этаж в твоем распоряжении, тебе хотелось, чтоб у нас был общий сад — в твоем распоряжении сад, равный по величине двум. Ты получил даже больше того, чего желал, — Английскую улицу, которой не желал, так садись же поскорее в дилижанс. Что до меня, то я категорически отказываюсь, если только не случится какое-либо чрезвычайное происшествие (вроде пожара, войны, чумы, демосоци...), писать в Цюрих.

— она должна была это сделать: не сообщить мне о твоих странных сомнениях на мой счет было бы почти предательством. Они меня глубоко огорчили. — Но что с тобой, саrо mio, ты принимаешь мои возражения, мою нетерпимость, наконец, мое нетерпение за доказательство того, что я затаил какую-то обиду на тебя. Ты глубоко ошибаешься. Обо всем, что у меня на сердце, я написал, — написал в тот же день, но никакой обиды я не затаил. Да чего ради, разве я сумасшедший? Сколько же черствой неблагодарности ты должен был предполагать во мне — нет, нет, ты сам этому больше не веришь.

Впереди у вас трудные времена, я полагал, что не надобно прибавлять к действительным неприятностям несуществующие. С самого моего приезда в Париж я повторял одно и то же. Оставим это, к чему играть роль друга-попугая, друга-исповедника, — кое-что в памяти сохранится, и ты нет-нет да и задумаешься над этим. Должен признаться, что, видя возбужденное состояние, в котором твоя переписка с Эммой держит вас, я не могу не улыбнуться, вспоминая, как в начале зимы она и меня приводила в волнение. А пока ни ты, ни Эмма по-настоящему не думаете о весьма прозаической необходимости ввести в определенные рамки свой образ жизни, и небольшие средства тают среди этих душевных тревог, среди этих бесплодных волнений. Можно ли каждую минуту, в каждом письме затрагивать и поднимать все основные вопросы вашего совместного существования?

Я не очень легко схожусь с людьми, но, однажды сблизившись с человеком, я считаю это за совершившийся факт: играть, как Гретхен, в «liebt mich, liebt mich nicht» можно только вначале, у вас же это все еще продолжается.

Меня часто коробило то, что я назвал в одном из последних своих писем невоздержанностью стиля. Я нахожу, что как-то легкомысленно обращаться, не задумываясь, с другом, словно с негодяем. Понимаешь ли, это все равно, что надругаться над любовью женщины, упрекая ее ни за что ни про что в неверности. Можно сказать, что это от чрезмерной любви, но… но... я фанатично люблю независимость, даже в привязанностях.

Итак, садись в дилижанс. — Сегодня 15-е число. 1 августа мы переедем в дом Сю — предоставляю тебе эти две недели, не больше.

Il 15 luglio[95].

весь интерес, деньги спасены; так или иначе, их можно будет куда-нибудь поместить. Бамбергер, который навел справки в Лондоне, советует только американские бумаги. — Посмотрим.

Статья Фальмерайера меня интересует. Уязвимое место моего письма к тебе — недостаточная полнота изложения. Но при всем уважении к такому человеку, как Фальмерайер, я готов яростно защищать основную идею. — Я сам «Аугсбургской газете» гнусность о Бакунине, а именно: «Прага. По недостоверным слухам, Б<акунин> будет выдан России, и вызывает удивление, что Австрия взяла на себя роль палача, — все это грубая ложь. Б<акунин> был привезен в Прагу для очной ставки с другими политическими обвиняемыми. — Необходимость такой меры полностью себя оправдала. В результате показаний Б<акунина> уже арестовано два десятка человек». За смысл я ручаюсь, я читал это здесь числа 1 июля — значит, можно отыскать.

— ни коньяк, ни бургундское: они так горячат, что можно опасаться апоплексического удара. Но есть очень хорошее бордо и, как ни удивительно, здесь сам климат толкает человека (das Ebenbild Gottes[96]) в бордель…

И, наконец, действительно ли Фогт приедет? Если бы Лёве приехал раньше его, он тоже мог бы давать уроки.

Прощай.

— Но я полагаю, что Джемс Земельный может теперь ее утешить — по крайней мере песочком.

Печатается по фотокопии с автографа (ВМ). Впервые опубликовано: ЛН, т. 64, стр. 240—243.

...демосоци... — Принятое в демократических кругах того времени сокращенное обозначение социально-демократической республики и революции (démoc. soc., т. е. democratique et sociale).

Моя жена прочла мне твое последнее письмо ∞ не сообщить мне о твоих странных сомнениях на мой счет было бы почти предательством— Это письмо Гервега к Н. А. Герцен неизвестно. В своем ответе на упреки Гервега Наталья Александровна между прочим замечала: «... совсем непростительно тебе, ангел мой, видеть в его письмах и в моих открытых письмах — намеки. Это рождает только смущение, недоразумения между вами — оставь же эту связь чистой и святой — такой, какая она есть. Зачем хочешь ты мстить ему, когда ты недоволен мною? Это огорчает его, приводит в замешательство, бросает тень на тебя в его глазах, — а » (ЛН

...играть, как Гретхен в «liebt mich, liebt mich nicht»... — «Любит — не любит» (нем.); имеется в виду сцена «Сад» из «Фауста» Гёте (часть I).

...в одном из последних своих писем... — См. выше письмо 58.

∞ советует только американские бумаги— Это письмо Л. Бамбергера неизвестно; Герцен принял совет Бамбергера, человека, очень сведущего в коммерческих делах.

Статья Фальмерайера меня интересует. — См. комментарий к письму 56.

...моего письма к тебе— Имеется в виду открытое письмо «К Георгу Гервегу», напечатанное в составе книги «Vom anderen Ufer» (см. «Россия» — т. VI).

В результате показаний Б<акунина> уже арестовано два десятка человек. — Это сообщение реакционной баварской газеты «Allgemeine Zeitung» являлось сплошным вымыслом. Попытка оклеветать видного русского революционера, томившегося в австрийских казематах, неоднократно предпринималась реакционной печатью Германии и Франции. Ср. комментарий к письму 55.

...действительно ли Фогт приедет— Герцен желал, чтобы Карл Фогт занимался естественными науками с его сыном Сашей, что вскоре стало возможным, так как Фогт в том же 1850 г. приехал в Ниццу.

.... — Роберт Пиль умер 2 июля 1850 г.

...Джемс Земельный может теперь ее утешить — по крайней мере песочком— Речь идет о Д. Фази (см. комментарий к письму 56).

[92] Последнее письмо в Цюрих (итал.)<. – Ред>