26. Т. А. и С. И. АСТРАКОВЫМ
2 декабря (20 ноября) 1847 г. Рим.
Рим, 2 декабря 1847.
Это не письмо, — а записочка, — записочка наскоро и с корыстной целью. — Последнее письмо ваше получено в Ницце, с тех пор мы сделали длинный переезд на пароходе и наконец водворились здесь. На первый случай неудачно — несмотря на прекрасную погоду, несколько дождевых дней простудили всех и одесную лежит Mme Herzen и Саша, а ошую Тата, Коля и Марья Каспар<овна> в катаральной лихорадке, со рвотой, болью в горле. — Доктор полагал, что у Коли круп, однако или его не было, или он предупредил его рвотным. — Далее предоставляю Н<аталье> А<лександровне>, когда она отходится, описывать, теперь к делу.
Одно место в вашем письме сначала удивило, ошеломило нас, — а потом глубоко оскорбило. Я серьезно прошу вас основательно ответить мне на мой вопрос.
По какому случаю Мар<ья> Федор<овна> просила денег у Корша, и каких денег? — Она даже свое наследство оставила им, — случай этот чрезвычайно важен, я вас попрошу написать мне, в чем дело. Мар<ья> Фед<оровна> постоянно отказывалась от денег, отзываясь, что когда нужно будет, она спросит. Все нужды ее до мелочей от большого предупреждены. Что же это значит?
Странно, впрочем, как вы могли подумать, что у нас до того мало денег, что она должна адресоваться к брату. Это или слишком просто или слишком замысловато. Да вы слыхали, что мы получаем более 25 т. доходу — как же это возможно?
И сколько искусства было употреблено, чтоб уверить нас, что ей не нужны деньги — и для чего, для того, чтоб взять у брата, у которого нет, покрыть грязным подозрением людей, ничем не заслуживших этого. — Я много толковал в Москве об аристократии бедности, у ней есть сверх того свое жестокосердие, своя скрытность — а впрочем, я жду подтверждения. Если это так — полуправда, слух, — я истинно буду рад. Надеюсь, что вы напишете правду — я оставляю это на вашу совесть. Удивляюсь, как могут зависеть отношения людей от цифры их доходов, удивляюсь — но прямо скажу, что лучшая роля не всегда принадлежит неимущему, если он, пользуясь своим несчастием, теснит ближнего и обманывает его в ту минуту, как он отдается со всею откровенностью.
С<ергей> Ив<анович>, не правда ли?
До сих пор об этом никому не известно.
Наташа будет писать на днях.
— разве одна Софья Карл<овна>[35], ибо она одна может сказать, в чем дело. — А впрочем, вы писали, так вам и надобно знать.
Прощайте.
Примечания
Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в Колумбийском университете (Нью-Йорк). Впервые опубликовано: НПГ, стр. 119—120. В автографе описка: «Я серьезно вас прошу вас...» (стр. 47, строка 9).
По какому случаю Мар<ья> Федор<овна> просила денег у Корша... — Сообщение Т. А. Астраковой, что М. Ф. Корш, сопровождавшая Герценов за границу и взявшая на себя попечения о Тате, обратилась к брату с просьбой о денежной помощи, должно было задеть Герцена и потому, что Е. Ф. Корш, обремененный многочисленной семьей, находился в крайне стесненных материальных обстоятельствах. Необходимо учесть, что Т. А. Астракова вообще относилась к М. Ф. Корш неприязненно, считая ее лицемерной, неискренней, лживой (см. об этом «Из воспоминаний Т. А. Астраковой» — ЛН, т. 63, стр. 558). Подробнее о М. Ф. Корш см. ЛН—432.