84. МОСКОВСКИМ ДРУЗЬЯМ
2 февраля (21 января) 1851 г. Ницца.
Итак, наконец, случай писать к вам. — Я писал к вам в августе, но мое письмо воротилось ко мне через два месяца. Оно цело, но я его не пошлю. Скажу коротко и добрее то, что в нем пространно и исполнено горечи или, лучше, сердечной боли. Ваши последние письма удивили меня. Это старчество, резонерство, вы заживо соборуетесь маслом и делаетесь нетерпимыми не хуже наших врагов. У вас было одно благо, маленький дружеский кружок, он распался. Тон, с которым вы пишете об «гнусной истории, об грязной истории, об омуте, в котором вы не хотите купаться», возмутителен; вы эдак говорите о лучшем друге, говорите мне — и не прибавляете в доказательство ничего, кроме слов дурака Закревского. Зачем вы согласны с ним, — и что вам за дело до мнения «порядочных людей» — т. е. Бербендовского и Перхуновского. И чем же вы будете дорожить в жизни, если вы не дорожили такою связью... подумайте!
Дурно сделаете вы, если рассердитесь за эти строки — я вас люблю; еще больше — я знаю, что вы лучше ваших писем, я не так опрометчив, чтоб верить вам на слово; но не хорошо то, то вы привыкли с таким цинизмом судейским говорить о друге. Я не мог не высказать вам всего этого: моей независимой натуры и откровенной переменить нельзя. Отбросьте эту дрянь, отбросьте вашу безутешную мораль, которая вам не к лицу, это начало консерватизма… этим путем вы не уйдете дальше Каченовских, Дальманов и Венедеев.
Ну, давайте ваши руки — и согласитесь, что вы жестоко поступили, по крайней мере жестоко выражались.
— но я не тот. Жизнь моя действительно окончилась, потому что у меня нет ни одного верования больше, не я, а люди развили мой скептицизм, кругом обман, ни на что нельзя опереться... и если я буду писать, то это единственно с целью заявить людям, что я сколько-нибудь их знаю и не верю ни в их будущее, ни в их настоящее. — Индивидуально для себя я жду одного свиданья с вами — при малейшей возможности я примчался бы в Москву. Проезд нашего приятеля оживил меня... Неужели никто не приедет?.. Ведь эдак откладывать в долгий ящик, пожалуй, сам прежде попадешь в ящик. Если б вы могли передать Nat<alie> и ему, что я жажду как последнего утешения поговорить с ними; какие препятствия, чего нельзя желающему. Отчего, если нужно, не взять денег у Филиппыча; кстати о деньгах — не мешало бы напомнить ему и Михайловичу, что пусть они плотят хоть по 6 проц<ентов> — мне здесь деньги очень нужны и не на один вздор. Проц<енты> заплоч<ены> до осени 1849. Между прочим, возьмите сейчас 200 руб. сер. и отошлите Егору Ив<ановичу> для отправления в Тамбов Аксинье Иван<овне>. — Все это необходимо, и писать случается так редко, что прошу вас — не ждите повторения. Да велите сказать Егору Ив<ановичу>, что он может для того же употребления и еще взять из процентов. — Если же хотите проц<енты> прислать сюда, то чего же лучше как на имя маменьки и Avigdor’a, здешнего банкира, обязав Ценкера или Редлиха отвечать за доставку; вексель (оставить вторые векселя у себя) может быть на Париж, на Марсель, все равно. — Ну, довольно по части министерства финансов.
Жизнь европейская огадела мне до невозможности. Все мелко, все развратно, все гнило, толкуют о том, чтоб насиловать, а у самих impuissance[120] и знают, что как до дела дойдет ‑ не тут-то было, а все ярятся. Наконец, нравственное растление всего образованного действительно доходит до чудовищного. В одной Англии есть порядочные люди. — И, странное дело, чем больше меня здесь начинают признавать, чем больше мне уступают мест и прав в их делах — тем дальше я с ними расхожусь, тем меньше у меня доверия. Я счастлив, что живу в таком захолустье, как Ницца. Кстати, я сижу день и ночь за испанской грамотой и еду около конца нынешнего месяца в Барселону и оттуда до Кадикса по литоралю, прошу это объявить маросейскому андалузцу. Дети и дом останется здесь, также и маменька.
Прощайте, друзья, мне казалось, что я ужасно много напишу, но дух стал короток, прощайте. Любите меня, да пришлите хоть по жеребью одного из вас сюда. Передайте непременно в Саранск мою просьбу… грех будет, если не сумеют сладить. Мое путешествие в Испанию продолжится не больше как до конца мая. — И денежную комиссию справьте.
Ах где эти острова,
Братцы!
Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: с сокращениями — РМ 11, стр. 157—159; полностью — Л VI, 155—157. В автографе замечание Герцена: «оставить вторые векселя у себя» вписано между строк над словами: «доставку, вексель может быть», без точного обозначения места в тексте, к которому оно относится.
Обращаясь к московским друзьям, Герцен имел в виду Т. Н. Грановского, Е. Ф. Корша, Н. X. Кетчера и В. П. Боткина. С Н. П. Огаревым Герцен вел в эти годы переписку особо от московских друзей вследствие расхождений между ними, о которых говорится и в комментируемом письме.
«Наконец, случай писать к вам <...> Проезд нашего приятеля оживил меня».
Я писал к вам в августе ∞ исполнено горечи или, лучше, сердечной боли— О содержании этого несохранившегося письма Герцена к московским друзьям от августа 1850 г. частично позволяют судить строки из письма Герцена к Д. Маццини от 13 сентября 1850 г., т. е. примерно того же времени (см. письмо 70).
...дружеский кружок, он распался. «гнусной истории ∞ возмутителен— Грановский, Кетчер и другие члены московского кружка, начиная с 1849 г., высказывали недовольство Огаревым, упрекали его в «душевной праздности», «каком-то нравственном и умственном affaisement, усталости, упадке», в «ряде падений» и т. д.; с неприязнью они отнеслись также к его союзу с Н. А. Тучковой, которую считали виновной в «разорении» Огарева (при фиктивной продаже его именья), «насильственном браке» Н. М. Сатина с Е. А. Тучковой, аресте в феврале 1850 г. Огарева, Сатина, А. А. Тучкова (см. «Научное слово», 1903, № 9, стр. 53—55; , стр. 449—450, «Звенья», I, 1932, стр. 153—154 и VI, 1936, стр. 361—363; ЛН, т. 62, стр. 96—97).
... не прибавляете в доказательство ничего, кроме слов дурака Закревского— Московский военный губернатор граф А. А. Закревский в феврале 1850 г. по предписанию Николая I и шефа жандармов А. Ф. Орлова арестовал в Москве Н. М. Сатина и И. В. Селиванова; тогда же были арестованы Огарев и Тучков. Все они, подозревавшиеся ранее в принадлежности к «секте коммунистов», обвинялись «во вредном политическом и противорелигиозном образе мыслей и в безнравственных поступках». Материалы об этом дознании см. Л VI, 158—180; а также Черняк, стр. 135—172, 398—488.
...— Персонажи, упомянутые в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя среди множества других лиц, присутствовавших на губернаторском балу (том I, гл. 8; у Гоголя — Беребендовский).
Если б вы могли передать Nat<alie> и ему... — Герцен подразумевает Н. А. Тучкову и Н. П. Огарева.
∞ проц<енты> заплоч<ены> до осени 1849— Речь идет о долге Герцену Н. Ф. Павлова (вместе с его тестем К. И. Янишем) и H. М. Сатина, которые в 1849 г. безденежно купили акшенское именье Огарева, опасавшегося тогда конфискации правительством своего имущества. По духовому завещанию, составленному 24 июня 1849 г. и скрепленного подписью в числе других лиц Грановского, Сатин взял на себя обязательство: помимо выплаты в течение десяти лет части суммы самому Огареву (45 000 р.) также уплатить Герцену долг Огарева (15 000 р.) — см. «Русские пропилеи», т. 4, М., 1917, стр. 93—94; ЧернякЛН, т. 63, стр. 713—715.
... толкуют о том, чтоб насиловать, а у самих impuissance— Опыт поражения революций 1848—1849 гг. в Италии, Франции, Германии, убедивший Герцена в кризисе буржуазной революционности, позволял ему горько иронизировать над «донкихотами революции», продолжавшими «пустую агитацию», не поддержанную движением народных масс. По этим причинам Герцен отказался от приглашения участвовать в созданном Д. Маццини летом 1850 г. Европейском центральном демократическом комитете. В письме тринадцатом «Писем из Франции и Италии», датированном 1 июля 1851 г., Герцен заявлял: «С Июньских дней народ расстается с революционерами именно потому, что остается верен революции» (V, 204—206; см. также «Былое и думы», Х, 151—156 и письмо 70).
— Поездка Герцена в Испанию не состоялась. Л. И. Гааг писала 1 февраля 1851 г. М. К. Рейхель: «Поездка в Испанию откладывается, потому что нельзя уезжать, пока Александр не получит где-нибудь гражданства. Затем нужно будет еще составить завещание» (ЛН, т. 63, стр. 400; см. там же в ее письме от 12 февраля: «Я думаю, из поездки в Испанию ничего не выйдет...»).
... по литоралю — по прибрежью (от франц. littoral).
...маросейскому андалузцу. — Ироническое замечание касается В. П. Боткина, жившего в Москве на Маросейке, автора известных «Писем об Испании» («Современник», 1847—1849); ср. строки о Боткине в «Былом и думах» — IX, 114.
... в Саранск — т. е. Огареву, который жил в это время в имении А. А. Тучкова в селе Яхонтове Саранского уезда Пензенской губернии.
«Ах, где эти острова» — Из песни К. Ф. Рылеева «Ах, где те острова».
[120] бессилие (франц.). – Ред.