138. М. К. РЕЙХЕЛЬ
14 (2) декабря 1851 г. Ницца.
14 декабря 1851. Ницца.
На сегодня буду писать мало, опоздал, не оттого, что много дела, а оттого, что ничего не делаю. — Вас мы помним и любим не по-прежнему, а больше. — Бедный, бедный Коля и как не начаться равнодушью ко всему! Зачем? А спрашивать-то и не у кого. А тут жизнь своей мышьей беготней рассеивает — и это противно, но зато в иную минуту так горько. — Об общем что сказать вам: по-моему, это шаг вперед, но для нас лично все погибло, это-то и есть смерть старого общества, которую проповедовали.
Прощайте. Дружески обнимаю вас. Рейхеля благодарю за Шомбурга.
Пришлите же sous bande хоть два экземпляра «Pologne et Russie» Michelet. Стоит 60 cts и продается à la Librairie nouvelle[170], 15 B<oulevar>d des Italiens.
Примечания
Печатается по копии (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: ЛН, т. 61, стр. 314.
В тетради с копиями писем Н. А. Герцен тому же адресату имеется следующее ее письмо под той же датой, которое, видимо, было послано вместе с письмом Герцена (впервые опубликовано: ЛН, т. 61, стр. 315— 316):
«1851. 14 декабря. Ницца.
нас из нашего собственного несчастия, в котором мы было совсем цепенели... Как тяжело существовать, переживши столько, все переживши — без страха и надежды в будущее; без желанья его — что за жизнь! За себя давно уж рассчитался с миром и с благодарностью, всякий раз, как мне приходилось вспоминать о себе, хорошо мне становилось от сознанья, что жилось столько, сколько только может жить смертный, и от этого же сознанья отдавался так вполне другим и сам жил уж их жизнью; кажется, ни один нерв в детях не двигался, не жил помимо меня, вне меня — и, разумеется, при всех усильях обуздать себя, ограничиться настоящим — уносился в будущее и жил больше им, потому, между прочим, что оно нераздельно с общим будущим. А теперь что?.. Одна из пышных, живых ветвей нашей жизни отломилась так неожиданно, так нелепо...
И дерево умирает, если не засмолят ему такую рану... и у меня ее ничто не засмолит, до конца силы будут уходить в нее... Они и прежде бы уходили, только в цвет прекрасный, в плод, а теперь... на воздух... После того не верится в прочность других ветвей, да если бы и верилось — не лучше; будущее с его свободой, с его развитием, с новой, более истинной жизнью и жизнью безграничною, идущею все вперед, вперед — все расширяющаяся... — это будущее исчезло, как сновиденье, и перед глазами одна свинцовая стена, которая давит и взор, и грудь и шагу не дает ступить...
Страшно, страшно — прошла минута, не придавивши тебя, и рад, улыбнулся кто из тех, кем живешь, и доволен, и больше не знаю, чего желать, чего искать, об чем стараться... руки падают, невыносимо тяжко! А бедный Ал<ександр> с его живым деятельным характером...
Мы уже начали наше переселенье по карте, — ох, как не хочется еще переносить свои остатки на чужую сторону — мне хотелось съездить с Ал<ександром> в Hyères; видно, и это не удастся, а потом путь-то какой предстоит отсюда — морем в Англию...
— проснулась — и долго все ждала ответа. Как странно! В предпоследний час на пароходе он рисовал все мертвые головы, нарисовавши несколько, сложил и подписал Шпильману: „Nur viele tote Köpfe“ <„Bce только мертвые головы“>, потом ему стало тошно, он уснул так спокойно, — страшное движенье его разбудило, он кричал от испуга, плакал, говоря „Ich habe kalt“ <„Мне холодно“> — на него не успели надеть ни шляпы, ни ботинки — как это мучает меня! Хоть бы на коленях на моих... Хоть бы в постели... Фу, как ужасна, как отвратительна жизнь...»
...жизнь своей мышьей беготней... — Герцен перефразирует строки стихотворения Пушкина «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы» («Мне не спится, нет огня...»).
Об общем что сказать вам; по-моему, это шаг вперед— Смысл этих строк проясняется из письма четырнадцатого «Писем из Франции и Италии», датированного 31 декабря 1851 г., в котором Герцен замечал: «Рухнулся наконец этот мир, призрачный, дряхлый <...> дошедший до лжи и смешения всех понятий <...> противные сумерки пропали. Нет больше двусмысленных недоговорок, поддерживавших пустые надежды с обеих сторон. Темная ночь, которую ждали, настала, — мы шагом ближе к утру» (V, 211).
<. – Ред.>