34. Г. И. КЛЮЧАРЕВУ
31 (19) января 1848 г. Рим.
31 января 1848. Рим.
Письмо ваше, почтеннейший Григорий Иванович, от 23 декабря я получил, оно мне доставило искреннейшее удовольствие не подробным отчетом о делах, за который дружески и много благодарю вас, а каким-то теплым чувством участия, которое я очень дорого ценю в людях, которых привык уважать, — впрочем, я дурно выразился, привычка ничего, — а которых я хочу уважать, потому что знаю за что. Я вам очень благодарен за последнее письмо. — Новость о назначении Дм<итрия> Павл<овича> попечителем я узнал прежде, мне захотелось по этому поводу написать к нему письмо — может, я это и исполню со временем. Поздравлять ли с этим или нет, не знаю, место это бойкое, на нем труднее составить имя, нежели потерять, — есть общественное мнение, которого прежде не было, образовались нравы, которых оскорблять нельзя. Я уверен не токмо в полнейшей благонамеренности, но и в способности Дми<трия> Пав<ловича> — но не уверен, что он попадет на верный тон, а от тону все зависит. Может, нигде формализм не бывает так вреден, как в деле ученом, — Дм<иттрий> Павл<ович> приобрел уважение многих, любви ни от кого, знаете ли вы, сколько копий я переломал за него, — но в иных случаях нечего было делать, что, например, за цензурный комитет в Москве. — Графа мне ужасно жаль, быть его преемником усложняет еще более затруднительное положение — наконец, истинное несчастие, что многие хотят идти в отставку, чтоб не служить с Крыловым. Дай бог, чтоб Дм<итрий> Пав<лович> нашелся, — представьте себе одно издание «Московских ведомостей» такое, как было при Шаликове, — в то время как теперь вся Россия привыкла читать грамотную газету; представьте какую-нибудь отвратительную тварь на месте Платона Ст<епановича> — этого достаточно будет, чтоб нанесть страшный удар репутации Дм<иттрия> Павл<овича>. Егор Иван<ович> подает в отставку — наконец-то, — любопытно посмотреть, как он отделал свой дворец, — что, кстати, исправил он свою бумагу, положенную в Опекунский совет?
— в вашем счете я одного не понял. В приходе записано, что от Огар<ева> получено 328 р. 60 к. сер. А в расходе — что за него истр<ачено> 496 р. 43 к. сер. — следует ли вычитать эти 328 или нет из 496?
Рейхель мне должен ровно 5000 ассигн. — возьмите их поскорее, Григорий Иванович, с Эрна, — потому что они могут у него испариться на треть или половину. Если же он не будет отдавать, то я попрошу сказать об этом Пр<асковье> Анд<реевне> да, сверх того, Боткину — который знаком с Ройхелем и может ему написать. Вы видите, я не хочу требовать денег с Рейх<еля>, — но если он сам отдает, то не вижу причины, чтоб их задержал Гав<риил> Касп<арович>.
Зонненберг сильно не нужен — потрудитесь при свиданье сказать Егору Ивановичу, что я не намерен долее платить ему с своей стороны 100 сер., — не желает ли он что дать, а Карлу Ивановичу как ни больно — а могу только предложить от 1 марта 1848 — от меня 50 руб. сер. в год и от маменьки 50 сер.; если ему угодно на этом основании остаться — я хоть не рад, но рад, — если же нет, что делать! Впрочем, я уверен, что; Егор Ив<анович> согласится — за что же он ничего не будет ему платить?
Пошлите, сделайте одолжение, 50 руб. сер. Петру Александровичу в подарок от меня к празднику, зачем он ничего не пишет, я просил ему в Петер<бург> доставить 50 сер. — до конца марта он может писать ко мне в Рим — пожалуй, так: Via del Corso, 18 — или Соnfiée aux s<oins> de Monsieur Torlonia. — Душевно рад, что вам Боткин понравился, это отличнейший человек и пречестнейший.
Я попрошу вас влагаемое письмо принять на себя труд и отослать поскорее, и с верным человеком даже, по адресу; попрошу также, как это письмо очень вальяжно, записать портовые деньги в расход — вы меня этим обяжете. Об огаревском деле — жду с часа на час от него письма. — Еще и еще раз благодарю вас за тысячу и тысячу одолжений, я без вас был бы как без рук. Моя жена (которая здесь постоянно больна) кланяется вам, а равно маменька. Будьте здоровы и не ленитесь иной раз взять перо в руки, чтоб дать нам вести из Москвы. — Сегодня ровно год, как мы поехали — начнем через несколько месяцев подумывать о возвращении.
— вручите ему полученные от Эрна — хоть все, если нужно. Это вовсе не для него. Если получу еще от вас письмо — тотчас буду отвечать.
Прощайте.
Всем домашним поклон. Вере Артамоновне — два.
Вексели я получил, оно хоть и не совсем ладно со стороны Ценкера, да я привык к банкирским проделкам. Один Турнейсен в Париже поступил без прижимок. Во-первых, он деньги перевел на Париж, а не на Рим (хорошо, что Торлониа аксептирует на Турнейсена, но тоже не без магарыча, да и два раза промен — раз с рублей на франки, да раз о франков на скуди) — а во-вторых, когда векселя дают для получения через три месяца, — Если Огареву будет особенно нужно на <…>[50] комиссии, — то, буде Эрн не отдаст, я попрошу дать сколько случится моих денег, сверх имеющих о<собое> назначение.
На обороте: Russia Mosca. Al Signor G. di Klutzareff.
Его высокоблагородию Григорию Ивановичу Ключареву.
В Москве. 258.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). ЛН, —40 стр. 207—209. На обороте почтовая печать: «Roma 31 gen. 48» и полустертый штемпель: «получ. вечера 1848 февраля».
Письмо Ключарева от 23 декабря 1847 г. нового стиля, на которое отвечает Герцен, неизвестно.
... о назначении Дм<итрия> Пав<ловича> попечителем... —
... написать к нему письмо... — Это письмо неизвестно. Возможно, что оно не было написано.
...что ~ за цензурный комитет в Москве. — При Строганове Голохвастов возглавлял московский цензурный комитет. «Как председатель московского ценсурного комитета, — писал Герцен в „Былом и думах”, — он, разумеется, тяжелой гирей висел на нем и сделал то, что впоследствии книги и статьи посылали ценсировать в Петербург» (IX, 193).
Графа мне ужасно жаль... — Герцен лично знал С. Г. Строганова. «Был у графа <...> Доселе из всех аристократов, известных мне, я в нем одном встретил много человеческого» (Дневник, 1842 — II, 245).
— О «крыловской истории» см. комментарий к письмам 11, 20 и 32.
... издание «Московских ведомостей» ~ как ~ при Шаликове... — Бездарный поэт князь П. И. Шаликов был редактором «Московских ведомостей» (тогда — орган Московского университета) в 1812—1837 гг.
...на месте Платона Ст<епановича>... — Нахимова, инспектора Московского университета, за свою доброту и гуманность пользовавшегося большой любовью студенчества.
Егор Ива<нович> подает в отставку... — Е. И. Герцен служил архивариусом в архиве московской дворцовой конторы. Ушел в отставку 2 июля 1848 г.
хочу требовать денег с Рейхеля... — Художник Карл-Христиан Яковлевич Рейхель, с которым Герцен познакомился и подружился в Новгороде (1841 г.), был в молодости близок к декабристу А. П. Юшневскому и женился на его падчерице. После смерти А. П. Юшневского, М. К. Юшневской, последовавшей за мужем на каторгу, не разрешено было вернуться в Россию. Тогда Рейхель в конце 1846 г. со всей семьей переехал к Юшневской в Сибирь. Дальний путь, устройство на новом месте были связаны с большими затратами. Этим, надо думать, и объясняются слова Герцена, что он не хочет «требовать денег с Рейхеля» (ср. также письмо 46). В литературе о Герцене К. -Х. Я. Рейхеля ошибочно именуют Александром Казимировичем а называют чиновником Новгородской казенной палаты. Рейхель был профессиональным художником, окончил в 1809 г. Петербургскую Академию художеств и до конца жизни занимался живописью. Его работы хранятся в Государственной Третьяковской галерее, в Русском музее и ряде других музеев СССР. О К. -Х. Я. Рейхеле см. неопубликованную переписку М. К. Юшневской с С. П. Юшневским и др. лицами а также: П. В. Голубов. Письма декабриста А. П. Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири. Киев, 1908; Michal Janik. Dzieje Polaków na Syberji. Kraków, 1928, стр. 292; С. Эрнст. Картины русских художников в соорании Е. Г. Шварца. «Старые годы», 1916, № 1—2, стр. 90—92.
— Ред.