204. М. К. РЕЙХЕЛЬ
23 (11) июля 1852 г. Люцерн.
23 июля. Люцерн.
Ваше письмо от 21-го. Каково почта ходит. Я с тех пор написал вам, был в Берне, видел Фази, Шаллера и прочих кесарей Швейцарии — все идет хорошо. Но alea jacta est, т. е. была не была, делать нечего, мы должны были спуститься на грязную арену журналистики. Сначала будет грязь, одна грязь... но, если через нее пронесу гроб, но если я не упаду с ним или не буду убит, — то торжество огромное. Я чувствую силу только на этот подвиг, даже сумасшедшую, это моя idée fixe, оттого-то я и покоряю других... с такой arrière-pensée[226] можно смириться и вынести площадную брань человека, который отвечает ею на плюхи.
Мерзавец этот напечатал в цюрихской газете, что я подослал наемных спадассинов, что он отдается под покров общества, что редакторы «Italia е popolo» — Schurken[227]. От нас будет протест, ну и пойдет подлейшая полемика, лишь бы, говорю я, пережить ее, пересилить, лишь бы в середину не вклеился посторонний дуэль.
Генерала обвинять нечего, он имеет несчастный характер, многого не понимает, сердится, — но он любит меня, и, хоть тяжело бывает, оканчивается все же как я хочу. Я писал вам, кажется, что он, т. е. битый поэт, мне прислал второй картель. Я отказался, говоря, что со злодеями драться нельзя. На этот вызов я напечатаю свой appel[228] демократии и, с тем вместе, вердикт, подписанный страшными именами. Он говорит в статье: «... Какая демократия — это чернь, подлецы», — ему в ответ будут подписи Прудона, Маццини. Знаете ли, кто теперь работает славно? — Фогт, от него я и не ждал столько дружбы.
A propos, узнайте, ради бога, как пропало письмо Прудона ко мне. Я получил письмо Mme Tessié, записку Даримона (превосходную), в которой он мне пишет об adresse’e Прудона, говоря, <что> письмо его опоздало. A Mme Tessié прибавляет и посылает со следующей почтой. Идти оно должно было через Геную. Письмо от 11-го пришло, пока я был в Берне, 18-го, — но другого нет, это досадно до бесконечности, напишите Мme Tessié, пусть он напишет еще раз, делать нечего. Завтра я пишу к Мишле в Нант, получил от него на днях. Важность вопроса не теряйте из вида, это вовсе не несчастная трагедия, а вопрос колоссальный — вопрос всей революционной религии, всех последних надежд для меня. Действительно я сознаю себя новым человеком, как выразился Саффи. И вот я делаю опыт наказать злодея без старого суда, без старого поединка — одной силой демократического мненья. Новые люди встрепенулись, они поняли важность и отвагу предприятия; но, если они не сумеют провести, не найдут сил раздавить мерзавца, труса, если погибнем мы, а не он, — ну что же тогда? Не будет ли это микроскопическое доказательство, что не только на больших размерах, но и в самых мелких, демократия бесплодна, неспособна, что внутренние, незримые волокна ее так же бессильны, как и ее вестовая труба, как ее воззванье? Понимаете, как у меня теперь все это сплетено в один жизненный вопрос.
Может, придется пожить в Люцерне (самый скучный и глупый город в мире, после Лугано и Белинцоны), я близко от всего, я налицо — и в глуши, в месте, где нет ни одного знакомого. Впрочем, Люцерн, Мадрас, Нью-Йорк — мне все равно.
на берегу озера. Я думаю по такому адресу Moritz найдет. В трактире Schweizerhof он может спросить г. г. Francis Dillon и Tessié. Для меня очень важно видеться с таким человеком, как он, до время его возвращенья. Прочтите ему письмо. Кланяйтесь Мельгунову, что же он не стыдит Кол<ачека>?
Об надеждах ехать в Париж ничего не понимаю, а желал бы. Иначе придется зимовать около Женевы.
Прощайте. Записку Огареву может и Боткин взять. Если я переменю место, тогда сообщу точно час, чтобы вы сказали Боткину.
Эдмундишка и генерал вам кланяются усердно и Рейхелю.
Нидергуберу пошлите что хотите, я что-то об нем слышу, но не вовсе выгодные отзывы. Говорят, впрочем, что он своей прачечной сильно эксплуатировал жену. А может это и вздор.
Печатается по копии (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: ЛН, т. 61, стр. 344—346. В наст. издании в текст письма внесено исправление: — вместо ошибочного: написал вам было в Берн (стр. 305, строка 23).
Год написания определяется содержанием письма: организация «суда чести» над Гервегом, выпуск «аппеля к демократии» (см. ниже).
...alea jacta est — «жребий брошен!» (лат.), восклицание Юлия Цезаря при переходе им Рубикона.
...спуститься на грязную арену журналистики ∞ Мерзавец этот напечатал в цюрихской газете... — В связи со статьей Э. Гауга в «Italia е Popolo» (13 июля), о которой были помещены сообщения и в других газетах, в том числе в «Neue Zürcher Zeitung», (см. также комментарий к письму 200), Гервег направил в редакцию цюрихской газеты письмо, напечатанное там 18 июля (текст см. Л XIV, 112—115: о протесте Эммы Гервег см. комментарий к письму 208). На это письмо Герцен 25 июля ответил «Разъяснением», напечатанным в «Neue Zürcher Zeitung» 27 июля (см. VII, 390—391). В том же номере было помещено также письмо Тесье дю Мотэ (см. Л —118). 6 августа цюрихская газета опубликовала второе письмо Гервега с новыми опровержениями (см. Л XIV. 112—119).
На этот вызов я напечатаю свой appel... — См. комментарий к письму 201.
...как пропало письмо Прудона ∞ записку Даримона— Перечисленные здесь письма Прудона, m-me Тесье, Даримона, как и ответы на них Герцена, неизвестны.
Завтра я пишу к Мишле... — См. письмо 205.
...он может спросить ∞ Francis Dillon... — Имеется в виду Э. Гауг (ср. письмо 213).
... — Нидергуберу, австрийскому политическому эмигранту, жившему в Париже, Герцен и А. Рейхель постоянно оказывали денежную помощь (см. о нем в «Былом и думах», XI, 200—204, а также в т. XXV).
[226] задней мыслью (франц.)<. – Ред.>
— Ред.
[228] призыв (франц.)<. – Ред.>
– Ред.