220. К. ФОГТУ
16 (4) сентября 1852 г. Лондон.
16 sept<embre>. London. 4, Spring Gardens.
J’ai reçu, Cher Vogt, votre relation pour laquelle je vous remercie beaucoup. Eh bien, il a perpétré encore une bassesse, il faut nécessairement faire du bruit avec le refus d’accepter la dette. Sa femme est donc inculpée par lui d’escroquerie. J’ai écrit aujourd’hui à Bonfils et j’écrirai demain à Presset pour lui dire que je charge Avigdor à Nice de l’affaire. Je toucherai aussi la belle question des 2000, mais légèrement.
J’ai trouvé ici de grandes sympathies. Willich et Maz<zini> ont mis presque autant d’empressement que Löwe de froideur. Au commencement après mon arrivée, il est venu me voir deux fois, je lui ai proposé de dîner ensemble, probablement il a pris cette invitation pour une captatio benevolentiae — et s’est excusé d’une manière étrange. Vous pourriez lui écrire (sans parler de cela), 7 ou Square — car moi je n’irai plus chez lui, s’il ne vient pas chez moi. Oh, le sang israélite.
J’ai fait la connaissance de Kinkel et de Reichenbach. Mais nous n’avons pas parlé de l’affaire. Je trouve les Anglais d’une hospitalité extraordinaire, c’est tout le contraire de ce qu’on raconte d’eux.
Madame Carlyle — m’a invité chez elle en l’absence de son mari, qui est en Allemagne pour chercher les documents historiques sur le temps de Frédéric II. Il se trouve que Carlyle est un amateur de mes petites choses, comme je suis admirateur de son histoire, et qu’il voulait faire ma connaissance.
’est pas à Londres — mais à Kent et nommément à Sevenoaks chez Mme Biggs, il y a là un grand jardin, des demoiselles, des gymnastiques. On l’a pris pour 4 jours. — Il apprendra bientôt l’anglais.
Les espérances d’aller à Paris ne sont pas grandes. Rotsch<ild> se tait. Pr<oudhon> a eu un refus (aussi la pensée était saugrenue sous tous les rapports, Proudhon protecteur!)
Je resterai ici tout au plus une dizaine de jours.
Maintenant quant à la chose que vous proposez, elle est très difficile, et de grâce ne dites pas que vous m’en avez parlé. Je voudrais les abaisser au point qu’elle viendrait implorer la déportation de son mari comme grâce, et qu’alors on pourrait dicter des conditions. Mais entrer en pourparlers, mais faire des avances des propositions — cela est impossible. Entre autres pensez bien que c’est peu de la restitution des documents — il a peut-être copié, il peut voler une partie. Il finit une déclaration signée, une déclaration cathégorique. Pensez-vous qu’il la donnera? Les difficultés sont immenses. — Faites, cher Vogt, tout ce que vous trouvez bon à faire, vous avez été immensément utile dans l’affaire, mais ne m’engagez à rien personnellement sans avoir débattu ensemble les pour et les contre.
’une manière horrible. Le général est plus que Fabius, il est cunctator fabuleux. Je ne puis commencer ici le mémoire, les 3/4 des papiers sont en Suisse.
Voilà encore une chose à faire, il faut leur dire, leur faire parvenir que j’ai maintenant de quoi l’écraser avec les trois lettres de Pr<oudhon>, de M<azzini> et de W<illich> que la rédaction de et la Nation ont offert leurs colonnes pour les imprimer. Mais j’attends encore — j’attends, mais le plus petit mot imprimé par la femme ou par lui — j’imprimerai les documents avec ma lettre à Pr<oudhon>. L’opinion est décidément eu ma faveur.
Adieu, cher Vogt. Mes salutations à tous les membres de votre famille. Ecrivez-moi ici.
’est-ce pas beau de la part de Wellington de mourir pendant mon séjour. Il y a 5 jours nous passions devant son hôtel et je disais au général — W<ellington> pourrait parfaitement nous régaler d’un enterrement. Croque le Times apporte la tristissime nouvelle — probablement on lui élevera encore 444 statues.
Adieu.
Adressez votre lettre à Londres d’après l’adresse qui est dessus.
Перевод
Ваше сообщение, дорогой Фогт, я получил, за что вам премного благодарен. Итак, он совершил еще одну подлость, крайне необходимо поднять шум и связи с отказом выплатить долг. Он же сам и обвиняет свою жену в мошенничестве. Сегодня я написал Бонфису, а завтра сообщу Прессе, что поручаю Авигдору в Ницце вести дело. Я также затрону tanto росо[247] и милый вопрос о 2 000, но легонько.
Я встретил здесь большое сочувствие. Виллих и Маццини проявили почти столько же участия, сколько Лёве сдержанности. Вначале, после моего приезда, он два раза был у меня, я пригласил его вместе пообедать, но, по-видимому, он воспринял это приглашение как captatio benevolentiae[248] и уклонился довольно странным образом. Вы могли бы написать ему (не упоминая об этом) — 7, Leicester Place ou Square — так как я к нему больше не пойду, пока он ко мне не зайдет. О, еврейская кровь!
Я познакомился с Кинкелем и Рейхенбахом, но о деле мы не говорили. Я нахожу англичан исключительно гостеприимными вопреки тому, что о них рассказывают.
Госпожа Карлейль пригласила меня к себе, ее мужа не было в это время. Он в Германии, собирает исторические материалы эпохи Фридриха II. Оказалось, что Карлейль такой же почитатель моих миниатюр, как я его истории, и хочет со мной познакомиться.
— он в Кенте, точнее в Sevenoaks у г-жи Бигз; там большой сад, есть барышни, занимаются гимнастикой. Его взяли на 4 дня. Вскоре он овладеет английским.
Поездка в Париж маловероятна. Ротшильд молчит. Прудону отказали (сама мысль была во всех отношениях нелепа: Прудон покровитель!).
Я пробуду здесь самое большее десять дней.
Теперь относительно того, что вы предлагаете. Это трудное дело, и бога ради не рассказывайте, что вы мне об этом говорили. Я хотел бы их унизить настолько, чтобы она отправилась умолять о высылке своего мужа как о милости, и тогда можно будет диктовать условия. Но входить в переговоры, делать первые шаги, предложения — это невозможно. Между прочим, подумайте о том, что возврата документов еще не достаточно: он, может быть, снял копии, часть может утаить. Он заканчивает письменное заявление в категорической форме. Вы думаете, что он его отдаст? Трудности огромны. — Поступайте, дорогой Фогт, так, как вы найдете целесообразным; вы принесли делу огромную пользу, но не обязывайте меня ни к чему, не обсудив вместе со мной все за и против.
Мы страшно теряем здесь время. Генерал баснословный кунктатор, еще более, чем Фабий. Я не могу здесь начать мемуар, так как ¾ бумаг остались в Швейцарии.
<удона>, М<аццини> и В<иллиха>, для которых редакции «The Leader» и «La Nation» готовы предоставить свои столбцы. Но я все еще медлю, медлю — однако, если его жена или он сам напечатают хоть одно словечко, я опубликую все документы вместе с моим письмом к Пр<удону>. Общее мнение решительно на моей стороне.
Прощайте, дорогой Фогт. Кланяюсь всей вашей семье. Пишите мне сюда.
Не правда ли, мило со стороны Веллингтона умереть как раз в мой приезд. Пять дней назад, проходя мимо его особняка, я сказал генералу: «Что бы Веллингтону потешить нас похоронами». Могильщик «Times» принес нам печальнейшую новость — весьма вероятно ему будет воздвигнуто еще 444 монумента.
Прощайте.
Пишите в Лондон по указанному выше адресу.
Печатается впервые, по фотокопии с автографа (ВG).
Ваше сообщение ∞ я получил... — Это письмо К. Фогта к Герцену неизвестно. В. А. Энгельсон сообщал Герцену 1 октября 1852 г. из Женевы: «Фогт третьего дня сюда приехал, — говорит, что писал вам недели две тому назад, но не имеет ответа» (В. А. Энгельсон. Статьи. Прокламации. Письма. М., 1934, стр. 144).
...— Речь идет об отказе Гервега признать долг своей жены. Вексель, выданный Герцену Эммой Гервег в Ницце 20 августа 1850 г. на сумму 10 000 фр., на срок два года, был опротестован им и предъявлен нотариусу в Цюрихе 27 августа 1852 г. (видимо, через К. Фогта). См. также «Былое и думы» — X, 311—312, а также Приложения, № 10.
...завтра сообщу Прессе... — В присутствии нотариуса А. -Б. Прессе 1 августа 1852 г. в Морá (Муртене) Герцен составил «Акт завещания» (см. письмо 209 и Приложения). Письмо Герцена к Прессе неизвестно.
Я также затрону ∞ вопрос о 2000... — В «Былом и думах» Герцен рассказывает, что помимо 10 000 франков, он предоставил Гервегам еще 1100 фр. на дорогу и другие расходы (см. X, 264, а также письмо 79). Сверх того, Э. Гервег числила за собой 900 фр. (см. комментарий к письму 79).
Виллих и Мац<цини> проявили почти столько же участия, сколько Лёве сдержанности. — Герцен вел переговоры с представителями лондонской эмиграции по поводу «суда демократии» над Гервегом. О поддержке со стороны Виллиха и Маццини см. письма 217 и 221.
Госпожа Карлейль пригласила меня к себе ∞ Карлейль такой же почитатель моих миниатюр, как я его истории... —
∞ у г-жи Бигз... — См. письма 194 и 218.
Поездка в Париж маловероятна ∞ Прудону отказали— Через своих парижских знакомых, в частности через Прудона, Герцен добивался разрешения французского правительства на въезд во Францию для встречи с детьми, которые находились у М. К. Рейхель. См. комментарий к письмам 212, 240.
...возврата документов еще недостаточно: он, может быть, снял копии— В недошедшем до нас письме К. Фогт, по-видимому, предлагал оказать давление на Гервега с целью возвращения находившихся в его руках писем Н. А. Герцен к нему (см. ЛН, т. 64, стр. 261 и след.).
. — Подразумевая медлительность Э. Гауга в организации «суда демократии», Герцен каламбурно сближает его с Фабием Кунктатором (лат. cunctator — медлительный), одновременно обыгрывая схожесть в произношении имени Фабия и французского слова fabuleux (баснословный).
Я не могу здесь начать мемуар— Речь идет о намерении Герцена начать «мемуар о своем деле», т. е. изложить события последних лет своей жизни (подробнее см.: Л. Я. Гинзбург. «Былое и думы» Герцена, 1957, стр. 40).
..<удона>, М<аццини> и В<иллиха>... — Герцен имеет в виду письма к нему этих лиц, в печати не известные, по делу Гервега (см. комментарий к письмам 159 и 217).
...вместе с моим письмом к Пр<удону>. — См. письмо 217.
...∞ печальнейшую новость... — Ср. сказанное здесь Герценом о смерти Веллингтона с письмом 221.
[247] немного (лат.)<. – Ред.>
[248] заискивание (лат.). – Ред.