Герцен Александр: Герцен А. И. - Рейхелям M. К. и A., 15 (3) октября 1852 г.

«Ведь недурно было вам в Париже в последний раз». Алекс<андр> Иван<ович> Тургенев говаривал в споре с Ховриной: «Ах, вы моя милая игнорантка». Прошу заменить Ховрину собой, а Тургенева таковым же мной. — Восемь дней, проведенных в Париже с вами, с Ст<анкевичами> и М<ельгуновым>, меня оживили, я забыл, рассеялся от души. Да разве из этого следует, что там можно жить при совершенном отсутствии всякой легальности? Лучше уж просто взять пасс в Москву или Петербург да и ехать самому. Если даже и дадут позволенье, то можно только повидаться. — Скучно, но такова доля тех дураков, которые предпочитают мечты апостольства чину статского советника. Au reste[258], эти общие кресты легки, если б не было частного креста: я сделан бойцом, зато и здоровье лошадиное, которое возмущает Н<иколая> Ал<ександровича>, и если бессилен теперь, то это оттого, что фатум напал на меня тайком сзади, когда я боролся впереди. — Вы знаете, отчего воздушный шар не может сладить с локомотивом? Оттого, что нету точки опоры. Отнимите у Геркулеса доску, на которой он стоит, он грянется наземь от кулака Маврикия Рейхеля.

Я в большом раздумье — кажется, вообще главное, что я делаю, — это раздумье. Остаться здесь или ехать? Ехать! Куда ехать? Испания, Брюссель, Фрибург. И не могу решиться. Тесье говорил, что у меня натура Гамлета и что это очень славянски. Действительно, это замечательное колебанье, неспособность действовать от силы мысли и мысли, увлекаемые желаньем действия прежде окончания их. Zögern, sich aufreißen[259], хохот иронии, досада на все, пуще всего на себя, чувство своего бессилья, недоделки, рассеянья и retour[260].

Вам смешно, может быть, потому что вы составили себе немецкую идею о Гамлете, представляете его сухим, как Шомбург, бледным, как воск. Вспомните, что его мать говорит: «Подайте сыну моему вина». И Фортинбрас готов — это Тата. Тата скорей, нежели Оля — светлая и wehmütig[261], умная дурочка.

Итак, Лондон, Брюссель — загадаю на картах. Для моего дела мне здесь не нужно более оставаться. Я дожил до того, что даже против меня начала составляться партия. A propos, на днях был Зольгер, он сначала было хотел мне бравировать и играл роль de la non intervention[262]. Меня это огорчило и взбесило. Мы поговорили крупно и Зольгер, удивленный сначала, стал вникать в дело и кончил тем, что со слезами проклял своего прежнего приятеля и стал совершенно иной стороны.

’un gamin ours[263]. Издает журнал или Revue по-французски, я ему советовал назвать по-русски: «Реву с острова» — не соглашается.

Он уже успел здесь повздорить с Кобденом, — преуморительный и добрый малый. Я жду, когда он наймет квартиру, чтобы искать себе в противоположной части города. А право, он добрый человек, но не очень близко; хорошее ружье попадает ловко в цель на далеком расстоянии. — Прощайте. Напишите ответ об Даримоне.

Cher Reichel, vous devez me prendre non seulement pour le premier égoïste du monde, mais pour un homme qui ne fait jamais un pas sans y être intéressé. Dès que vous voyez votre nom dans ma lettre, vous pouvez être sûr qu’il y a commission, procuration, délégation, abnégation, rue Lafitte, rue Richelieu, prière, fiacre, poste etc.

Ebbene, lato ême, j’ai reçu une lettre de la pauvre M^me Darimon (le mari n’en fait rien); ils sont dans un état pitoyable de misère. Elle veut <f>aire un assez grand emprunt; c’est impossible, expliquez à elle que j’ai d’autres amis et de plus intimes, pour pouvoir lui prêter 1000 francs. — Tout pesé, je lui offre 300 frs — je vous envoie une petite traite à votre ordre de 300 frs. Ayez donc la bonté de prendre en argent chez Schombourg et de le remettre à M^me Dar<imon>. — Ajoutez à cela que sa lettre m’est parvenue complètement décachetée.

Je vous prie, cher Reichel, expliquez à cette femme malheureuse, que ce n’est pas un caprice de ma part; je <f>ais tout ce que je crois juste; mais si j’allais au delà des limites, cela serait fini. Au reste personne ne peut mieux savoir mon désintéressement que la rédaction de la qui a enterré mon cautionnement. Faites donc cela. A propos, étant chez Schomb<ourg>, dites-lui que je voudrais, s’il le conseille, vendre les papiers hollandais que j’ai et qui rapportent si peu (s’ils sont en hausse depuis 1850?) Je suis tellement entouré de véritables malheureux qu’il faut chercher d’avoir plus de rente et penser un peu que l’avenir ne représente plus rien à ces hommes que l’Amérique et la faim.[264]

Печатается по копии (ЦГАЛИЛН—362, как два отдельных письма (сначала — письмо к А. Рейхелю, без даты, затем — письмо к М. К. Рейхель). Однако в тетради с копиями текст оформлен как одно письмо, состоящее из двух частей, — русской и французской, и части эти расположены в иной последовательности: после датированного текста, обращенного к М. К. Рейхель, следует отделенная черточкой французская часть, адресованная А. Рейхелю.

Год написания определяется указанным в письме лондонским адресом Герцена, по которому он жил только в сентябре—октябре 1852 г.

Алекс<андр> Иван<ович> Тургенев говаривал в споре с Ховриной— О встречах Герцена с А. И. Тургеневым в Москве см. дневниковые записи Герцена от 18 ноября 1842 г. и 25 марта 1843 г. (II, 242 и 273), а также «Былое и думы» — IX, 153.

Восемь дней, проведенных в Париже с вами— См. комментарий к письму 212.

Отнимите у Геркулеса доску... — Герцен имеет в виду античную скульптуру «Геракл Фарнезский» работы Гликона Афинского: Геракл изображен опирающимся на дубину, покрытую львиной шкурой.

…«∞ он устал». — Слова Гертруды из «Гамлета» Шекспира (акт V, сцена 2).

И Фортинбрас готов... — Герцен называет свою дочь Тату именем преемника Гамлета в одноименной трагедии Шекспира.

... — Видимо, Герцен имеет в виду сторонников Гервега среди немецких эмигрантов. Известно о хлопотах в защиту Гервега, исходивших от немецкого публициста Э. Мейена, дважды обращавшегося из Лондона к Ф. Лассалю по этому поводу (ср. комментарий к письму 207). См. также несколько иронические упоминания в письме К. Маркса к Ф. Энгельсу от 28 сентября 1852 г. о приезде в Лондон Герцена, который «здесь и рассылает мемуары о Гервеге» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXI, стр. 415).

Головин явился из Лугано ∞ «Реву с острова»... — Проектировавшееся в Англии «обозрение» И. Г. Головина не состоялось (в 1854—1855 гг. он предпринял издание журнала «Россия»). О своем столкновении с лидером английской буржуазии Р. Кобденом, отказавшимся содействовать организации задуманных Головиным митингов в пользу освобождения русских крестьян, Головин рассказывает в своих «Записках» (Лейпциг, 1859, стр. 142).

...— На улице Лафитт в Париже помещалась банкирская контора Джемса Ротшильда, где хранились денежные средства Герцена.

...улице Ришелье... — На этой улице, д. 96, находился книжный магазин издателя А. Франка (Librairie étrangère).

...... — Это письмо жены А. Даримона неизвестно.

Вокруг меня столько поистине несчастных... — Речь идет о революционных эмигрантах, сильно бедствовавших в Лондоне (см. XI, 182—204).

<. – Ред.>

[262] невмешательства (франц.)<. – Ред.>

<.> — Ред.

[264] Дорогой Рейхель, вы должны считать меня не только первейшим эгоистом на свете, но и человеком, который никогда не делает и шага без какой-либо для себя выгоды. Стоит вам увидеть свое имя в моем письме, как вы уже можете быть уверены, что там идет речь о каком-нибудь поручении, доверенности, представительстве, самоотречении, улице Лафитт, улице Ришелье, просьбе, фиакре, почте и пр. Ebbene, late maestro <Итак, свободный художник>, посудите сами, я получил письмо от бедной г-жи Даримон (муж к этому отношения не имеет); они в самом нищенском положении. Она хочет сделать довольно крупный заем; это невозможно, — объясните ей, что у меня есть и другие друзья, и более близкие, так что я не могу ссудить ей 1000 франков. — Взвесив все, я предлагаю ей 300 фр<анков> — посылаю вам небольшой переводный вексель в 300 фр<анков> на ваше имя. Будьте же настолько добры, возьмите их наличными у Шомбурга и передайте г-же Дар<имон>. — Присовокупите к этому, что ее письмо дошло до меня совсем распечатанным.

Прошу вас, дорогой Рейхель, объясните этой несчастной женщине, что это нe каприз с моей стороны; я делаю все, что считаю справедливым; однако если бы я выходил за пределы, то хватило бы ненадолго. Впрочем, кому и знать лучше о моем бескорыстии, нежели редакции «La Voix du Peuple», похоронившей мой залог. Сделайте же это. Кстати, когда будете у Шомбурга, скажите ему, что я хотел бы, если он одобряет это, продать имеющиеся у меня голландские бумаги, которые приносят так мало доходу. (Поднялись ли они в цене с 1850 года?) Вокруг меня столько поистине несчастных, что следует постараться получить бòльшую ренту и несколько подумать о том, что будущее уже ничего не сулит этим людям, кроме Америки и голода (франц.). — Ред.