54. H. А. ТУЧКОВОЙ
Сентябрь 1848 г. Париж.
Рукой Н. А. Герцен:
Теперь к тебе, моя Тата, моя чудесная, Consuello di mio alma![108] Мне хотелось к тебе писать после всех, не знаю почему. Как я чувствую, что тебя нет меня! Но так же ясно чувствую, что ты есть. Насколько полнее, звонче стала моя жизнь с тех пор, как она слилась с твоею, ты стала одна из самых необходимых ее струн. Многоцветна, ты знаешь, моя жизнь, ну, и ты в ней блестишь яркой, одной из самых ярких струек. Да, читай мою записочку, писанную в Риме, и знай, что то, что сказано в ней — я говорю тебе теперь, скажу то же в последнюю минуту моей жизни. О какой перемене форм говоришь ты, я этого не замечаю, да, может, формы переменились, да это естественно; все имеет время экзальтации и время разумного сознанья. Самая встреча наша — залог бесконечной симпатии нашей, бесконечной настолько, насколько бесконечна наша жизнь. Да, впрочем, мне и теперь, как всегда, все объяснения и уверения кажутся ненужными, ты сама должна чувствовать яснее, чем я могу сказать, что ты для меня. После твоего отъезда в душе моей чувствуется то же, что чувствовалось бы в теле, если б отняли какой-нибудь член, что-то тупое, глупое, нелепое, немое, ну отняли бы руку — привычка так велика действовать ею, что беспрестанно хочется пошевелить ею, а нет ничего... Но дело-то в том, что от души нельзя отнять ее членов вовсе, они умирают только с нею вместе. Да и бог знает, чего бы я тебе не наговорила, какого вздора по случаю нашей симпатии оттого, что что у кого болит, тот о том и говорит, но тороплюсь, пусть хоть этот клочок застанет тебя в Пет<ербурге>.
Я передала Тур<геневу> все, что ты велела, он велел тебе сказать, что замечание твое о восьми днях он принимает за любезность. Для меня этот человек получил новый интерес с тех пор, как ты с ним сблизилась, я любила его видеть после твоего отъезда, он мне напоминал тебя, у меня даже было влечение поговорить с ним о тебе, но он так вяло и томно смотрит и отвечает, что я опять ухожу в себя, даже ухожу в свою комнату. Он для меня — как книга: рассказывает — интересно, но как дело дойдет до души — ни привету ни ответу; прежде это мне было все равно, а теперь иногда бывает больно, оттого что как будто есть точка, где мы расходимся с тобой, может, это пройдет; его здоровье лучше, на днях собирается веселиться в деревне.
— Мы скоро будем вместе! Я это предчувствую. — Пиши мне все, все, что тебе хочется, я тоже буду писать больше в Москву. Зови меня на словах так, как бы ты звала меня в душе.
Да будь тверже, пройдет страстная неделя, будет светлое воскресенье.
— что писать становится трудно. Хочется говорить и то, и то, а говорится бульон с сахарцем. — Дайте вашу руку, помните меня, я это заслужил большой симпатией. — Прощайте, в другой раз напишу больше.
Примечания
Б). «Русские пропилеи», т. 1, М., 1915, стр. 246—248. Датируется на том основании, что является первым письмом к Н. А. Тучковой после отъезда ее в августе 1848 г. из Парижа; в следующем письме — от 17 октября — Н. А. Герцен замечает, что давно собиралась писать Тучковой — следовательно, между ним и предыдущим (комментируемым) письмом был значительный интервал.
[108] Консуэла моей души (итал.). — Ред.