Герцен А. И. - Огареву Н. П., 17 (5) октября 1848 г.

56. Н. П. ОГАРЕВУ

17 (5) октября 1848 г. Париж.

17 октября 1848. Париж.

Я думаю, Огарев, Алексей Алексеевич едва успел окончить тебе повесть о событиях и приключениях, и вот я тебе шлю продолжение. — Жаль, что тебя не было в Москве, когда Мар<ья> Фед<оровна> приехала, — впрочем, ты, вероятно, не все же будешь жить в Пензе.

После отъезда Ал<ексея> Ал<ексеевича> здесь все сделалось хуже и отвратительнее, я не могу выразить всей тяжести существованья в этом очумелом, издыхающем городе. Такую тоску выносил человек только один раз, в падающем Риме, — да и то не в августовском Риме, а в Риме третьего столетия, когда все величие исчезло, а безнадежная гибель стала во весь рост. Добрые мечтатели никак не могут сладить идею развития с уничтожением целой цивилизации, как будто в понятии цивилизации лежит условие ее продолжения. Цивилизация — по превосходству временная, как лучший цвет данного времени, цивил<изация>, переживающая себя, — это Византия в средних веках, это мамонт в Сибири после геологического переворота. Я убежден, что Европа не выпутается из современной борьбы на основаниях своей цивилизации, своей гражданственности. Дряхлое бессилие Франции очевидно — страна, лишенная образования, страна мещанства, утратившая все юное, поэтическое, все честное наконец, — что она может сделать? — Хотя я не должен бы был предполагать возражений с твоей стороны, — но прибавлю еще об этом слова два. Вы там мечтаете и рефлектируете, как я вижу из московских вестей, и составляете вовсе иное понятие о том, что делается. Европ<ейская> цивилизация, — éminemment[109] аристократическая, разочтенная для меньшинства, возможная при существовании толпы, видоизменилась до некоторой степени под действием мысли, — все живое может видоизменяться до тех пор, пока его сущность, его особность не отрицается изменением. Именно изменение и отрицание существенного принципа в организме — называется смертью. Теперь возьми ты любую точку старой Европы и любую сторону новых учений, — ты увидишь их антагонизм и отсюда или необходимость Византии, или нашествия варваров — варварам нет нужды приходить из дремучих лесов и неизвестных стран — они готовы дома. Так как в природе удивительная спетость, то нравственное падение старой цивилиз<ации> совпало с началом роковой борьбы. Все мелко в ней, литература и художества, политика и образ жизни, все неизящно, — это признак смерти, — все смутно и жалко — толпы едут в Алжир, в Америку, павперизм растет, торговля убита, кредиту нет, работников не пускают из департаментов — и во главе всего какой-нибудь ограниченнейший из ограниченных Каваньяк с плутом Маррастом. — Кто сколько-нибудь ознакомился с патологией, тот не ошибется. Я совершенно встретился в этом с Георгом. — Начавши писать к тебе, я невольно вспомнил отъезд Ал<ексея> Ал<ексеевича> и то время, дурно было тогда очень, но когда вымерить, сколько градусов ниже все стало здесь в эти два месяца, то мороз подирает по коже. Жаль многого, но кто же не стоял при постеле умирающего отца, брата... и не покорялся. Грусть, плач, все, что угодно, — наше право, — но не воскрешение мертвых. — Выпиши из Москвы от Гр<ановского> статейку мою «Перед грозой» — она еще писана в 47 году, но не без достоинства ad hoc[110]. — Прощай. — На днях приедет сюда Мар<ья> Львовна. Она хлопотала через меня продать здесь небольшую inscription[111] банковую, но формализм так сложен и запутан, что ничего не сделали.

Я тебе писал нечто вроде выговора по финансовой, части по поводу жалобы Григ<ория> Ив<ановича> (очень основательной, sauf le resp<ect>[112]). — Я писал ему — если Каппель очень будет приставать, то переписать твой вексель, а ты дай ему другой. Да плати проценты. Мне очень не хочется тратить из капитала, а нынешний год не из удачных, signor Эрн (хорошего управляющего я тебе рекомендовал) получил 5000 моих денег да с ними как в воду канул, дом пустой (я, впрочем, уже продал его Егору Ивановичу).

Кланяйся Тучковым. — Я думаю, кончится тем, что и я поселюсь где-нибудь между Яхонтовым и Старым Акшином — тридцать шесть лет, еще лет пять, не больше, остается на то, чтоб жить и чувствовать, потом пойдет уже отживанье. Вот эти-то пять лет и не хотелось бы маячить в злобе и скорби, — а впрочем, тут тоже фатум. Помнишь, как римские патриции бросали все состояние свое и бежали в христианские монастыри? Вот каково было жить в разрушающемся мире. Мы счастливее их, — связанные цивилизацией с Европой, мы связаны народностью именно с тем юным и новым миром, который готов, как некогда германы, помериться с старым. Итак, да здравствует Старое Акшино и сельская жизнь в России.

Адресуй: Confiée aux soins de M^rs les freres de Rotschild a Paris.

Рукой Н. А. Герцен:

Я жму тебе, саrо mio, крепко руку. Хотелось бы так слетать к вам... Ог<арев>, с странной просьбой я к тебе — вручи Hélène 166 франк. 20 сант<имов>, непременно, я им должна. — Пиши нам, пиши!

Достань себе всенепременно Гафиза, перевод Даумера, напеч<атанный> в 46 году или 47. Вот тебе новый, огромный источник наслаждений. Что это за реальный, разгульный и глубокий поэт. Будешь благодарить.

Ал<ексея> Ал<ексеевича> дружески, душевно обнимаю и собираюсь, как получу ответ на сие послание от тебя, писать.

Примечания

Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: ГНМ, стр. 62—64.

... Алексей Алексеевич едва успел окончить тебе повесть о событиях... —

Жаль, что тебя не было в Москве, когда Мар<ья> Фед<оровна> приехала... — Другим источником информации о Герценах и о политической ситуации во Франции могла служить для Огарева М. Ф. Корш, возвратившаяся в Россию из Парижа вместе с Тучковыми.

Такую тоску выносил человек только один раз, в падающем Риме... — «С того берега».

... возьми ты любую точку старой Европы и любую сторону новых учений, — ты увидишь их антагонизм и отсюда или необходимость Византии или нашествия варваров... — Считаясь с вероятной перлюстрацией письма, Герцен прибегает к условным названиям и обозначениям. Под «новыми учениями» разумеется социализм. «Византией» Герцен называет изживший себя буржуазный строй. «Нашествие варваров» — низвержение капиталистического строя рабочим классом.

 — О мерах, принятых для предотвращения массового наплыва в Париж революционно-пролетарских элементов, Герцен пишет и в письме 47.

Выпиши из Москвы от Гр<ановского> статейку мою «Перед грозой»… — См. об этой статье в письмах 47 и 50.

Я тебе писал нечто вроде выговора по финансовой части... —

... если Каппель очень будет приставать, то переписать твой вексель ~ Да плати проценты. — См. письмо 55.

... Эрн ~  — См. неоднократные упоминания об этом в письмах к Г. И. Ключареву.

Я думаю, кончится тем, что и я поселюсь где-нибудь между Яхонтовым и Старым Актином... — Отвечая на это письмо, Огарев писал 16 (4) декабря 1848 г.: «... я, саrо mio, не разделяю твоего мрачного взгляда на эти вещи, не смотрю с десперацией на Запад и не думаю, чтоб поселиться между Москвой и Акшином было радостно» (ЛН, т. 61, стр. 777).

— Ред.