66. П. В. АННЕНКОВУ
6 декабря (24 ноября) 1848 г. Париж.
Рукой Н. А. Герцен:
или третий — вы, закуриваете, зевая, сигаретку, два, три слова скажут и замолкнут; тишина, темнота, а дождь-то льет, льет... Нельзя сказать, чтоб и у нас погода была хороша на сию минуту — 12 часов, т. е. полдень, 12-го ноября 1848 года — снег валит клочьями, снег белый, а внизу грязь, черная грязь, а между верхом и низом бьют барабаны, бьют что есть силы, чтоб заглушить горе и радость при появлении на свет конституции. — Ал<ександр> забегал домой выпить коньяку и пошел опять смотреть на праздник, на котором, кроме мундиров, ничего нет, что приводит иных в негодование, как будто оно не логично и как будто оно не хорошо. Что касается до меня, я, как Ной, спасаюсь от всех треволнений в моем ковчеге, т. е. дети и пр... Пробовала и я море сечь, не слушается, — ну, я и предоставила его на волю ветров буйных. Помните, как мы с вами умирали пять дней подряд — ну что ж, это помогло в жизни?.. Я делаюсь страшной эгоисткой, Анненков, хотела б просто в каком-нибудь уголке Италии жить, и наслаждаться, и не думать ни о чем — уж очень наболело! — С семьей Гораса видаемся часто: то мы пойдем погреться у их камина, то они придут погреться у нашего — знаете, диваны по обеим сторонам, а посредине у них и у нас лежит Тург<енев> на полу и полусонным голосом спрашивает: «А знаете еще вот эту игру?...» На днях как-то проговорили о вас мы втроем: я, Тургенев и Emma, почти весь вечер, и мне так что-то стало жаль, что вас нет.
Так пророчество ваше сбылось, и она погибла? Жаль. — Пишите, что вы делаете и что будете делать в деревне, и довольно ли у вас денег. Сигаретки ваши у меня вышли, но я купила еще ящик в память вам и курю чаще, чем прежде, будто теплее, глядя на огонек. Если это письмо застанет вас в Москве, поклонитесь всем друзьям, да напишите о всех. Ребятишки мои вас целуют. За что ж вы Тату называете капризной, я обижаюсь. — К занятиям Саши прибавилось еще столярное мастерство, которому он ходит учиться три раза в неделю, скоро еще прибавится физика. — Учитель его так же добр и так же туп, он играет важную роль и не имеет свободной минуты. Коля выговаривает много новых слов, они еще в Champs Elysées и проведут там зиму; весной хотелось бы dahin, dahin, wo die Zitronen blühen.
Ax, старый, добрый друг, много пустяков я вам наболтала, воображая, что вам сделает это удовольствие, а то б и не наболтала. Особенно поклонитесь Марье Федоровне. Ну, прощайте ж, вашу руку.
6-е декабря.
Чувствую и понимаю, что не стоит посылать этот старый, завалянный листок; но не могу себя лишить наслажденья обвинить Ал<ександра> в том, что письмо провалялось и замаралось, — обвинить его и доказать, что с моей стороны все было сделано. — Да и лишний труд переписывать; прибавлю только, Анненков, что наша Тата была очень больна, что мы перенесли с Александром мучительные сутки, теперь она выздоровела. Общество у нас все то же. Emma все собиралась писать вам и все еще собирается. Тур<генев> бедный болен беспрестанно, и он хотел писать вам и все еще хочет. Если вы будете в Москве во время представления его комедии «Нахлебник» (которая мне ужасно нравится), напишите мне эффект, следствие и пр. как на своих, так и на чужих. Да пишите к нам как можно больше, да приезжайте к нам как можно скорее. Прощайте. Ж. Б<оке> так мало берег свое здоровье, что доктора обещают ему двухлетнюю болезнь, брат его все еще болен. Так что ж, сбылось пророчество — «она погиб» — ла? Жму крепко вашу руку.
Natalie.
Город Лютеция.
шестых декабрей 48 года.
Гневный друг!
Грозный друг!
Не писал я к тебе
Потому именно, что разбранил меня в твоем последнем письме, отчего мало, отчего немного, отчего нет новостей, отчего нет древностей — а сам все знает. Я вообще разучился писать письма — и полагаю, что переписка больше нужна для магнетизма, для оживления физиологической связи лиц, без которой нет истиной дружбы. — Где ты? В Москве или в Симбирске, — где бы ни был, но поздравь себя, что ты на пять тысяч верст удален от пошлых выборов; я живу теперь на Магдалиновском бульваре, только шаг за вороты — и толпы бонапартистов со стихами и прозой, а возле карикатуры на Луи Бон<апарта>. Оружия, на которых сражаются кандидаты, презабавные и делают большую честь деликатности и благородству. К концу декабря узнаем. Без драм и драк не обойдется.
У нас дома все как следует, Тата было круто занемогла, но болезнь перервана — впрочем, она еще не совсем здорова. Иван Сергеев<ич> крепко страдает своей вечной болезнию. Я занимаюсь видимо немного, но внутренно мне все яснее и яснее становится то литературное воззрение, которое тебе не совсем нравилось — но которое изменить невозможно, так оно очевидно. Я не знаю, читал ли ты статейку «Новый год», довольно удачная, это pendant к «Перед грозой», таковая же пишется «Праздник» — philosophie, юмор и desperatio[124] с дальними светленькими надеждами. — Прощай, опять немного, а ты-то и победи да напиши преграмоту. Фредерику деньги сполна отдал.
Сейчас приехал Мюллер и кланяется.
Примечания
ПД). Впервые опубликовано: «П. В. Анненков и его друзья», СПб., 1892, стр. 629—631.
Письмо П. В. Анненкова, на которое отвечают А. И. и Н. А. Герцен, неизвестно.
... опять смотреть на праздник... — «Vixerunt!» («С того берега»).
Помните, как мы с вами умирали пять дней подряд... — Вероятно, речь идет о днях подавления восстания парижского пролетариата — 23—27 июня 1848 г.
С семьей Гораса... — Из опасения перлюстрации Н. А. Герцен не упоминает фамилию Г. Гервега, называя вместо нее имя его малолетнего сына.
…пророчество ваше сбылось, и она погибла? — «Она погибнет» — название повести П. В. Анненкова, незадолго до того напечатанной («Современник», 1848, № 8). Применительно к чему слова «она погибла» дважды фигурируют в данном письме (очевидно, в связи с какими-то разговорами с Анненковым вовремя его пребывания в Париже) — не вполне ясно. Самое вероятное, что речь идет о судьбах французской революции.
... dahin, dahin, wo die Zitronen blühen. — — из «Песни Миньоны» Гёте.
Ж. Б<оке> так мало берег свое здоровье, что доктора обещают ему двухлетнюю болезнь... — Очевидно, намек на двухлетнее тюремное заключение. О Жане Баптисте Боке см. письма 47, 50, 52.
... брат его все еще болен. — Имеется в виду Камилл Боке, который в это время, очевидно, был в тюрьме или «в бегах» (см. о нем письма 47 и 50).
— Шутливая перефразировка стихов «Старый муж, // Грозный муж» из песни Земфиры в «Цыганах» Пушкина.
... от пошлых выборов... — 10 декабря 1848 г. на выборах президента Французской республики подавляющее большинство голосов получил Луи Наполеон Бонапарт.
Тата ~ занемогла... — См. комментарий к письму 64.
... своей вечной болезнию. — Воспалением мочевого пузыря.
... статейку «Новый год»... — «LVII год республики, единой и нераздельной» («С того берега»).
«Праздник»... — «Vixerunt!» («С того берега»).
[124] отчаяние (лат). — Ред.