70. Г. И. КЛЮЧАРЕВУ
12 февраля (31 января) 1849 г. Париж.
12 февраля 1849. Париж.
Давно я не писал к вам, почтеннейший Григорий Иванович, между прочим, потому, что я через Егора Иванов<ича> уведомлял вас о получении вашего письма. — Я знаю, что вы имеете ко мне много дружбы, но теперь я попрошу вас прибавить несколько доверия. Могли ли вы только подумать, что я пущусь в такие обороты, как Сергей Львович? Я до такой степени неповоротлив в этом отношении, что без полного обсуждения дела, без взвешивания всех шансов за и против я не стал бы рисковать долею капитала — который считаю, как писал вам, достоянием детей. Опыт на первый случай подтвердил мои соображения: употребленный мною, уже возвратился и третьёгодня Ротшильд сообщил мне, что капитал к моим услугам, но только вместо 20 т. возвратились 25 т. — из Нью-Йорка. Этот капитал я отправлю впоследствии через Колли и Редлиха в Московскую сохранную казну. Будьте же уверены, Григорий Иванович, что я только в том случае предпринимаю что-нибудь финансовое, когда просто совестно не поднять выгоду. Дело все в том, что здесь именно теперь наличные капиталы спрятались или на время увязли. Такие люди, как Ротшильд, не занимаются мелкими (с их точки зрения) оборотами — а те, которые занимались ими, — у тех капиталы компрометированы.
Теперь попрошу вас насчет векселей Дмитрия Павловича. Вы писали мне, что он весною намерен уплатить их, потрудитесь спросить Дм<итрия> Павл<овича>, не позволит ли он в том случае, если он не заплотит до мая месяца (и это положительно), передать вексель Егору Ивановичу, разумеется, если Егор Иванович согласится тотчас выплатить, о чем я попрошу вас и у него спросить, — выгода для него очевидная в увеличении процентов. Мне хочется иметь в распоряжении эти деньги; если Егор Ив<анович> не согласится, я передам маменьке, просто можно бы переписать векселя, скоро будет им десять лет. Скажите Егору Иванов<ичу>, что я сочту за истинное одолжение, если он это сделает, — с его стороны, а равно и со стороны Дмитрия Павловича. Жду от вас ответ на это предложение и прошу не очень медлить, ибо у меня еще есть разные проекты.
Егор Иванович всё покупает домы. Я очень был бы не прочь купить в Москве вместо моего бывшего дома — новый. На всякий случай, если что-нибудь представится, то отметьте, пожалуйста. Я полагаю непременно, если не к началу, то к концу лета пуститься в обратный путь. Главное условие, во-первых, что я дороже 25 т. серебр. дома не куплю — и это уже самая высшая цена, второе — дом должен быть непременно на высоком месте, с садом. Я помню возле дома Боткина на Маросейке удивительные дома. Кстати, что Егор Иван<ович> чинит с моим домом, попросите его кончить купчую; маменька желает теперь уступить ему и тучковский — не лучше ли было бы процесс об земле вести Егору Ив<ановичу> от своего имени, потом какая же перемена для дела, кому принадлежит дом. Я бы очень желал покончить это. Что отвечал вам департамент внешних сношений насчет доверенности из Рима? Если есть затруднение, пришлите билеты сюда, застрахованные и на имя Ротшильда с передачей мне. Кстати, скажите Данилу Даниловичу при свиданье, что Рот<шильд> мне говорил, что у них затрудняются второй (французской) надписью, но она необходима, без нее билет если б пропал, то его предъявили бы как неизвестный, а потому им невозможно не гарантировать себя.
Кстати, попрошу вас, Григорий Иванович, прислать денег, т. е. идущих в расход. Вероятно, аккуратнейшие костромские крестьяне выслали сполна оброк, да и с Дмит<рия> Пав<ловича> следует уж теперь довольно получить. Чем больше, тем лучше. Когда вам случится писать в Кострому, потрудитесь прибавить, что я крестьянам и Шульцеву кланяюсь и желаю, чтоб их бог по-прежнему миловал.
<андровичу> или кому-нибудь из них, пожалуйста, поступайте так, как ваше преблагороднейшое чувство вам подскажет.
Прощайте, Григории Иванович, буду ожидать ответа. — Если вы будете посылать билеты, то уже вместе приложите и заемное письмецо Огарева.
Жена моя вам дружески кланяется, а равно маменька и Мария Каспаровна.
На сию минуту дети здоровы. Зимы здесь совсем не было, и мы в генваре ходили в одном пальто; вторую зиму я не вижу снегу.
Жму дружески вашу руку.
Примите на себя труд отправить прилагаемую записку к Мар<ье> Фед<оровне>.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). ЛН, т. 39—40, стр. 228—229.
Я знаю, что вы имеете ко мне много дружбы, но теперь я попрошу вас прибавить несколько доверия. — По словам Герцена, революция 1848 г. увлекла его в свой водоворот прежде, чем он успел что-нибудь сделать для спасения своего состояния, оставшегося в России. Однако после Июньских дней, чувствуя, что его «положение становится опаснее» (X, 132—133), он затребовал перевод сначала части, а затем и всех своих средств в ценных бумагах («билетах») в Париж. Деньги высылались через петербургского представителя Ротшильда — банкира Гассера. Судя по содержанию комментируемого письма, к моменту его написания меньшая часть средств была уже получена Герценом. Выдача же основной суммы — 100 тыс. рублей, уплаченных в Петербурге 26 (14) марта 1849 г. Гассеру, находилась, по всей вероятности, в стадии оформления (Л, Ключареву в письме, отправляемом по почте, истинный смысл своих поступков, Герцен прибегает к просьбе о «доверии».
— См. письмо 51.
... насчет векселей Дмитрия Павловича ~ я передам маменьке… — Речь идет о векселях Д. П. Голохвастова на сумму в 30 тыс. руб., взятую у Герцена в 1840 г. Голохвастовский долг был вскоре переведен на Л. И. Гааг (см. письма 71, 73 и 78).
... уступить ему и тучковский... — Дом, принадлежавший Л. И. Гааг, в Сивцевом Вражке (теперь № 27). Этот дом был куплен И. А. Яковлевым у Тучковых.
<ье> Фед<оровне>. — Записка неизвестна.