13. М. К. РЕЙХЕЛЬ
8 февраля (27 января) 1863 s. Лондон.
8 февраля. Вторник.
«Итак, дело выходит» — как говорила Александра Абрамовна, сестра Василия Абрамовича, — что Станк<евичи> едут точно так, как я. В Центральной Европе холера, ехать туда до мая месяца нелепо.
Я к вам, кажется, повадился писать всякий день. Всякий стыд потерял.
Вы думаете, я не боюсь тоже всеx полек и иных, дети у вас лучше и одна крайность может меня понудить их взять. Крайность эта — слишком долгая разлука, но пока потерпим. — Да будьте вы, ради бога, умны, поймите, что не от меня прошли препятствия теперичного визита к вам. Добрые люди, Тез ведома и спроса, компрометируют так нелепо, что тут хоть лопни — сижу спокойно дома, никого не вижу, никого не хочу видеть — а они на ектинье поминают, «ну подумайте» (это уж Олимпиада Максим, как маменька говорила, а не Ал<ександра> Абр<амовна>)— так-таки просто в петлю. Я, видите, и жду того да другого, одни в Америку, другие на воды... Ну, а ваше-то здоровье, как это непостижимо глупо, что вы больны, и что вам за выгода быть больной. Ну лучше бы Mme Gasparini или Убри был бы болен.
Вашу благородную и чистую душу вижу и ценю в последнем письме. Но, кажется, вы не поняли, что я писал в моем прошлом письме. Я был грустен от многого. 1) От этих в чужом пиру похмелье, о которых писал.
2) Меня глубоко огорчил Энг<ельсон> грубым и нелепым письмом в ответ на дружеское замечание. Таким письмом, после которого я полагаю, что наше знакомство перервано. Я этого человека очень любил, он многое понимал глубоко — мне жаль его потерять, но я иду своей дорогой и очень понимаю, как Робеспьер мог, заливаясь слезами, подписать приговор Камилла Демулен...
3) Зуб против Тат<ьяны> Ал<ексеевны> тоже не совсем справедлив. Она писала, что она разошлась с нашими, но об них между собою ничего не писала. Писал Кетч<ер>кМельгу<нову>. Мельгунов первый раз мне не передал письма, но он написал в другой — тогда тому не было выбора. Письмо Мельгу<нова> привело меня в ярость, и я написал ему сказать его корреспонденту, что враги Огарева не могут быть моими друзьями (я не верю, чтоб они были враги). Боже мой, этот человек, который был для них раскрытый стол, die oflene Talel симпатий, который их всех кормил своей теплотой и отогревал, и вдруг этот площадной тон. Нет... «Да у него нрав такой». И у меня такой. Тут суда нет.
И отчего этот припадок? Дело чрезвычайно просто. Павлов и Сат<ин> купили именье и взяли на себя долг. Стало, у меня с Ог<аревым> нет денежного дела, а с Павловым и Сат<иным>.
Павлов — игрок.
Сатин — игрочок.
Оба проигрывают, это мне говорил Сабуров. Я хотел там же в Москве получить с них 5% для Корша, Астр<аковой>, Петруши etc.
Я не знаю, как судят в врачебной управе, но в других более здоровых местах один ответ — они проигрались и не хотят платить, или они отказались от именья, вот и все. С Огаревым иные счеты, и если он не хочет платить, я ему разрешаю. Вместо этого — ругательства на Ог<арева>. Ей-богу, я не советую поднимать камней — если искра совести осталась. Разумеется, меня это огорчило. — Вы пишете о здешних, у меня нет здесь друзей; и что же это за cause atténuante[16], но что здешние не трусы — это другое дело.
Что я не имею никаких сношений — это стыд, а вот чтоб доказать возможность сношений, я решился печатать по-русски, и книги будут в южной России.
Последнее время я писал мало, все какая-то тревога и тяжесть — черт знает. С вами хотелось бы эдак подольше побеседовать... неужели, еще долго нам жить врозь, последним могиканам.
Вероятно, в следующем письме напишу я положительное об отъезде. Кажется, вы теперь поняли причину.
Прощайте. Вот pour la bonne bouche[17], я с хохотом слушаю Анну Баптистовну, она нашла случай здесь попасться в полицию и теперь гневается на Англию. Он обругал попа на кладбище, и его только отослали оттуда — когда их угомон возьмет...
Audio.
Пишите, сага mia, пишите.
Примечания
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: с пропусками— Рейхель, —85; полностью—Л VII, 180—182.
Год написания определяется упоминаниями об организации русской типографии и о предполагавшейся поездке Герцена в Париж; 8 февраля приходилось на вторник в 1853 г.
... огорчил Энг<ельсон> грубым и нелепым письмом со знакомство перервано. — «Былом и думах», Герцен заключает: «Больно мне было это письмо, очень больно. Я отвечал ему грустно, сквозь затаенные слезы, я прощался с ним и просил его прекратить переписку...» (X, 357). См. также письмо 14.
... очень понимаю, как Робеспьер мог, заливаясь слезами, подписать приговор Камилла Демулен... — Этот эпизод из истории французской революции Герцен вспоминает также в «Былом и думах»— IX, 203.
... Зуб против Тать<яны> Ал<ексеевны> со об них между собою ничего не писала. —
Павлов и Сат<ин> ~ взяли на себя долг. — См. комментарий к письму 1.
... мне говорил Сабуров. — — начале 1852 г. см. в «Былом и думах» (XI, 297, 298); см. также письмо Герцена к М. К. Рейхель от 20 февраля 1852 г. (т. XXIV).
... Анну Баптистовну... — Так Герцен в конспиративных целях называет французского политического эмигранта Жана Батиста Бокэ.
— Ред.
[17] на закуску (франц.). — Ред.