14. М. К. РЕЙХЕЛЬ
11—12 февраля (30—31 января) 1853 г. Лондон.
Пятница. 11 февр<аля>. London.
Вот вы уж и за чернилы принялись. Выздоравливайте, выздоравливайте и поверьте, что это капитальный пункт всего моего благосостояния. А с прочим и остальным мы сладим. «Не из иных мы прочих, так сказать».
Я думаю, вы наконец поняли, что положило бревно мне под ноги, ведь читаете же вы иной раз газеты. Не знаю, когда ветер попутный подует, а у меня тоска по вас и по детям. С вами хочется не только поговорить, но поспорить, пошуметь.
У вас вид будто строгий, а на поверку вы преснисходительные и любя хотите все умаслить и уелеить.
Так вы судили москвичей, так судите теперь Энгельс<она>, а ко мне доверия мало. Если б я не любил этого человека, если б он не шел ко мне так близко — я прешел бы молчанием письмо. Но, Мар<ия> Касн<аровпа>, подумайте, может ли существовать серьезная дружба без уважения. Я сделал замечание о его капризах и раздражительной нетерпимости (которые поддерживает в нем его жена) — он мне на это отвечает, что я «ставлю роль выше всего» — трагическую, словом, что мое несчастие для меня нечто вроде draperie[18]. Он меня поздравляет «с моим довольством самим собою» etc.
Я мог ошибаться в цюрих<ском> деле, мог сделать много промахов, но я был уверен, что в моей чистоте и откровенности не сомневались. Энгел<ьсон> другими словами сказал, что я гроб N<atalie> поставил себе пьедесталем, чтоб играть роль. Зачем же он такого мерзавца, как этот я, — не презирал прежде? Чего же было ждать письма от меня, чтоб высказать это? В сердцах люди ругаются, тон его письма вовсе не похож на сгоряча. — Я не могу, не должен прощать этого. Да, сверх того, он об этом и не заботится.
Лучше останусь я один, совсем один, нежели отдавать на позор самые глубокие стороны души. Энгел<ьсон> в письме отказ<ался> «играть со мной трагическую ролю». — За это ему спасибо, я теперь никого из друзей не замешаю. Люди помогать серьезно могут из собственной выгоды, — я ошибся, и тысячу раз говорю: ошибся, но еще не заслужил, чтоб в меня бросали грязью. А если и заслужил, то не настолько смирился, чтоб терпеть это.
Точно то же о Кет<чере>. Ну просто и сказал бы: Сат<ин> и Пав<лов> передали именье (хоть я этому и не верю), — но писать с иронией и лафертовским остервенением — гадко, неблагородно и тупо.
Тут себе как ни толкуй, будь Робеспьер или Рибопьер (которого кучер Самарина называл Рыбопёр) — все-таки сентенцию произнесешь.
Если я и до этого равнодушия дойду, что не буду чувствовать ни оскорбления, ни негодования — тогда уж позвольте мне раззнакомиться с вами.
Вы видите, что я не мог иначе поступить.
Переход к общему. Я вам скажу, что так скверно, что если б не дети, ей-богу я был бы в Нью-Йорке. — Надобно быть самому в пекле, чтоб понять все нелепости. А между тем сиди у моря, да жди погоды, т. е. попутной. Вот тут вам и барон него высокомощная протекция, и Эдмунд<а> хождение, и ваше веление, нет — боление.
А что же о здоровье ни полслова? Прилжите Мар<ье> Федор<овне> сии строчки.
12 февр<аля>.
<ьяне> Ал<ексеевно>, напишите, чтоб она непременно отправила на наше имя портрет N<atalie> Горбунова, в раме. Скажите, что я усильно прошу об этом.
Да еще, когда Ст<анкевичи> поедут, пошлите с ними № «Avenir de Nice», но не посылайте, если хотели, мое предисловие, оно переделано совершенно.
Прощайте. — Надежда на скорое свидание, как кажется, поблекла, по крайней мере на две, на три недели.
<анкевичу> сбегать в наши богом хранимые английские города. Будет после раскаиваться.
Примечания
(IISG). Впервые опубликовано: с пропусками — стр. 86—87; полностью — Л VII, 182—184.
В автографе после слов: «Приложите Маар<ье> Федор<овне> сии строчки», отрезана нижняя часть листа, на которой, без сомнения, и находилась записка (неизвестная), адресованная М. Ф. Корш; от текста этой записки в автографе осталась лишь дата, которой она начиналась: «12 февраля 53. London». Строка с этой датой была обрезана М. К. Рейхель от следовавшей за ней записки, вероятно, из тех же опасений, какие высказывает в комментируемом письме сам Герцен.
«Не из иных мы прочих, так сказать». — «Рефутация г-на Беранжера», в то время еще не опубликованного и ходившего по рукам в списках.
... читаете же вы иной раз газеты. — Вероятно, Герцен имеет в виду сообщения о восстании, организованном в Милане 3 февраля 1853 г. сторонниками Д. Маццини, и связанный с этим риск своего приезда во Францию.
... судите теперь Энгельс<она> ~ его письмо. — См. комментарии к письму 13.
<ском> деле... — Конфликт с Г. Гервегом.
Точно то же о Кет<чере>. — См. письмо 10.
... барон и его высокомощная протекция... —
... когда будете писать к Тат<ьяне> Ал<ексееене> ~ портрет N<atalie> Горбунова, в раме. — В письме от конца марта—начала апреля 1853 г. Т. А. Астракова обещала Герцену: «Всеми силами буду стараться переслать портрет» и добавляла, что сначала снимет для себя копию (ЛН, т. 62, стр. 19—20). Дальнейшая судьба этого портрета уясняется из неопубликованного письма С. И. и Т. А. Астраковых к Н. П. Огареву от 15 июня 1855 г. Сообщая о выезде за границу П. Л. Пикулина, который должен был посетить Герцена, С. И. Астраков писал далее: «... По решению Марьи Каспаровны <Рейхель> с Пикулкой послали туда портреты покойной Натальи Александровны и ее детей» (ЛБ,
... пошлите с ними № «Avenir de Nice»... — Герцен, возможно, хотел переслать друзьям в Россию номер газеты «L'Avenir de Nice» от 13 июля 1852 г. со статьей Гауга о пощечине, данной Гервегу 1 июля (см. об этом письмо к М. К. Рейхель от 17 июля 1852 г. — т. XXIV).
... предисловие... — «Былому и думам»— «Братьям на Руси» (см. письмо к М. К. Рейхель от 5 ноября 1852 г. — т. XXIV).
— Ред.