280. M. МЕЙЗЕНБУГ
30 (18) мая 1856 г. Лондон.
J'ai longuement parlé avec Og<areff>. Nous ne sommes arrivés à aucun résultat. Il a proposé le départ de sa femme pour une année — j'ai refusé en votre nom. Je perds complètement l'espérance de faire ce qui me semblait faisable. J'ai cru que cela était nécessaire de vous le dire avant que vous parliez à M-me Og<areff>.
Faites comme votre cœur vous dicte, je crois à votre confiance en moi, vous savez maintenant que mes affections sont indépendantes des distances et du temps — Vous le voyez. J'ai voulu conserver le tout — autant que cela était possible, mais je vois qu'il n'y aura pas d'unité, pas de cette liberté absolue sans laquelle la vie ensemble sera pénible pour eux, pénible pour vous.
ère — que vous trouverez partout et à chaque instant lorsque vous le voudrez. Mon amitié même, indépendante de ma reconnaissance, est sincère. Si vous pouviez trouver un autre moyen que la simple séparation, dites-le, je suis prêt à tout, mais pensez aussi que maintenant la séparation avec les enfants se fera en pleine amitié et sérénité— dans une nouvelle épreuve cela peut amener des éléments d'amertume que je ne veux pas pour la clarté d'un rapport d'amitié tout humaine.
Ni Og<areff>, ni elle n'ont rien, absolument rien contre vous; elle a été bien abattue par cette collision dans laquelle une forme de circonstances la pousse.
Je me confie aussi absolument à votre amitié — pour ne pas toucher d'un seul mot froid tout cela.
Je vous serre la main de tout mon cœur.
A. Herzen.
Перевод
Я долго говорил с Огаревым. Мы не пришли ни к какому результату. Он предложил, чтобы его жена уехала на год — я от вашего имени отказался. Совершенно теряю надежду сделать то, что казалось возможным. Я считал, что необходимо вас известить об этом раньше, чем вы будете говорить с мадам Огаревой.
Поступите так, как вам подскажет ваше сердце, я не сомневаюсь в вашем доверии ко мне, вы теперь знаете, что мои привязанности не зависят ни от расстояний, ни от времени, — вы это видите. Я хотел сохранить всё — насколько это было возможно, но вижу, что не будет единства, не будет той полной свободы, без которой совместная жизнь будет тяжела и для них, и для вас.
Клянусь, что вы имеете во мне брата — которого везде и всегда сразу найдете, когда захотите. Моя дружба, независимо даже от моей признательности, искренна. Если бы вы могли найти другое средство, кроме разлуки, сообщите, я готов на все, но подумайте также, что сейчас расставание с детьми будет совершенно дружественным и задушевным, — при новом испытании разлука может вызвать чувство горечи, которого я не желаю допустить во имя ясности дружеских, чисто человеческих отношений.
— чтоб ни единым холодным словом не коснуться всего этого.
От всей души жму вашу руку.
А. Герцен.
30 мая.
Печатается по фотокопии с автографа (BN). Впервые опубликовано:
После текста письма надпись рукой Мейзенбуг: «Lettre du temps douloureux où je voyais que la vie commune avec les Ogareff, c'est à dire avec Natalie devenait impossible» («Письмо, написанное в то печальное время, когда я поняла, что совместная жизнь с Огаревыми, т. е. с Натали, становится невозможной»).
Год написания определяется содержанием письма, позволяющим отнести его ко времени ухода Мейзенбуг из дома Герцена. После приезда Огаревых в Лондон в доме Герцена возникли недоразумения, связанные в первую очередь с вопросами воспитания детей. По этому поводу Мейзенбуг писала впоследствии: «Я видела, что у Герцена с каждым днем росло желание, чтобы русские традиции были господствующими в воспитании детей, и что все нерусское было ему совсем безразлично, в то время как раньше встречало его участие и симпатии. Я невыразимо страдала от такого положения, — мной овладела зловещая мысль, что дело кончится разлукой <...> Я должна сказать, что вначале Герцен с негодованием отвергал малейший намек на разлуку <...> Однако недоразумения не прекращались, и я увидела, что Герцен начал сомневаться, чего раньше пе было. Наконец однажды утром, когда он уехал загороде тем, чтобы вернуться только вечером, мне принесли письмо, которое он оставил для меня, — я не видела Герцена перед тем, как он уехал. В этом письме он впервые высказал мысль о необходимости разлуки, которую до сих пор всегда отвергал. Но на прощанье он предлагал устроить маленькое празднество. Самая необходимость разлуки стала мне ясной после этого письма. Он выбрал между мной и друзьями <...> Я решила в тот же день расстаться с домом, тем более, что мне было легче сделать это в отсутствие Герцена» стр. 347—350). См. также письмо 283.