13. H. М. САТИНУ
Август 1856 г. Лондон.
Рукой Н. П. Огарева:
Сейчас получаю от тебя письмо, саго. Прав ты, что мои послания все как-то писаны к спеху — ничего не говорят. Кроме доктора, причина тому, что я все это время очень занят писанием. Одну вещь (в стихах) кончил и покаместь смотрю на нее с любовью; другую начал и надеюсь в этом месяце кончить. Третью (в прозе) отделаю к осени. Осенью стану читать и, вероятно, спутешествую на твердую землю. Леченье мое не кончено, хотя во все время у меня припадков не было и тени. Девиль совершенно отвергает мнение, чтобы у меня была эпилепсия; он говорит, что болезнь происходит от стриктуры и патологические явления нервной системы зависят от присутствия мочевины в крови. Стриктура же теперь настолько подалась, что нервных явлений ожидать не следует; но не настолько подалась, чтобы избегнуть операции (впрочем, не мучительной и не значительной — сечение стриктурного шрама посредством крошечного лезвия в катетере). К операции я приступлю или через 3 недели, или месяцев через 8, как устроятся обстоятельства. Об этом в конце месяца сообщу. Вот тебе ясный отчет. Говорить об этом не следует. Наши обеспокоились бы, а дело неважное; это тебе и П<и>к<улин> скажет.
Живем мы смирно и работаем. Я совершенно не пью и долго еще не буду; Да и едва ли когда предамся с остервенением крепким напиткам. Несмотря на все пристрастие, светлое состояние мозга и постоянная работа меня больше прельщают; это становится привычкой. Но светлое состояние мозга не значит еще вообще светлое состояние духа. Радоваться нечему. Третья страница твоего письма меня удивила. Редакция, которую ты так хвалишь, смутна и неполна, так что произвела совершенно противуположное впечатление и, сколько я ни старался защитить ее, принужден склонить голову перед фактами. — Что-то грустно, С<атин>. — Впереди очень бесцветно, и самообольщение меня нисколько не тешит.
Ты с ярмарки поедешь в Москву и, вероятно, повеселишься на коронации. Жду я с нетерпением известий об этом событии, и ужасно жаль, что здоровье принуждает быть далеко в это время. Дни считаю и жду газет. Вероятно, много будет милостей; так хочется поскорей узнать их, что ждешь не дождешься.
У нас жары страшные и при морском ветре страшно действуют на мою нервную систему, так что как будто всякая жилка болит; а все же нет припадков. Девиль-то и прав. Впрочем, открытие мочевины в крови, как причины нервных припадков, принадлежит не Девилю, а некоему юноше Friedrichs, недавно назначенному в Берлине профессором на место Шёнлейна, совершенно отретировавшегося и покоящегося на лаврах и шампанском.
Кланяйся Фед<ору> Владимировичу. — Мы к нему писали. Я его очень помню и люблю.
Прощайте, carissimi, всех вас обнимаю и детей целую. Все мы вам кланяемся.
Emilie
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). «Русская мысль», 1902, кн. XI, стр. 160—161.
(Л VIII, стр. 376). Дата определяется содержанием письма Огарева, в котором идет речь о летнем месяце («отделаю к осени», «осенью стану читать», «у нас жары страшные»). Сообщение о заключении Девиля относительно болезни Огарева, перекликающееся с письмами Герцена к М. Мейзенбуг (№ 10 и 12), упоминание о предстоящей коронации Александра II, которая происходила в Москве 26 августа 1856 г., и о желании Огарева осенью совершить путешествие позволяют датировать письмо августом 1856 г.