80. М. МЕЙЗЕНБУГ
30 (18) августа 1853 г. Лондон.
30 août. Mardi.
Je ne répondrai pas aujourd'hui à votre lettre, mais il y a deux, trois petites choses que je dois relever. Premièrement je ne fais pas semblant de m'occuper de la Moldavie ou de Louis Nap<oléon> — non — je m'entraîne très facilement et alors un intérêt très véritable (mais non profond, un intérêt sous-cutané) s'empare de moi. Cette facilité d'entraînement et une grande mobilité et impressionabilité — c'est ce qui fait ma santé, ma restauration. Or donc ce n'est pas feint. Secondement les moments activement tristes comme celui de Wat<erloo> Bridge sont très loin d'être fuyables, au contraire, j'ai honte qu'ils sont trop rares.
Chose étrange, je suis assez près de votre point de vue — et pourtant il a une différence. Non, l'amour, le bonheur, l'amitié, le dévouement ne sont pas des illusions — mais elles sont passagères et la vie aussi. J'ai été très heureux, j'ai eu la sereinité de laquelle vous parlez, je me sentais bien, à la maison dans ce monde — en voilà assez, il n'y a pas de bien-être chronique. Pour l'individu tout est fini. Non pour la race, non pour le milieu, et vous voyez l'économie de la nature, moi je reste force active, agissante.
Oui, nous parlerons encore de tout cela. Il faut entrer dans plus de détails. Vous ne connaissez les choses qui m'ont frappé qu'en gros. J'ai été blessé et reblessé dans les endroits les plus tendres, les plus saints — les cicatrices restent. Il y a une certaine pauvreté intérieure, un athéisme par rapport à la vie qu'on ne saurait surmonter...
La visite russe n'est pas encore celle de la dame en question, mais d'un artiste qui veut me voir; demain, mercredi, je recevrai la nouvelle positive, et s'il ne vient pas avant samedi je viendrai chez vous le jeudi ouïe vendredi. — Les lettres de la Russie sont bonnes (je vous avoue que j'ai pleuré à chaudes larmes en les lisant). Je suis en hausse là-bas. (Voilà une preuve que ce qui est à faire se fait.)
La polémique sur Bakounine continue, nous avons somnié l'accusateur de se nommer, et nous avons signé nos noms en envoyant nos adresses.
Pourquoi dites-vous que je ne veux pas venir. — Demain les enfants vont à Hampstead avec MseIle Herrmann.
Adieu.
Je vous écrirai concernant le départ.
Je voudrais beaucoup vous lire q<uel>q<ues> manuscrits russes, des ébauches de nouvelles etc. qu'on a apportés de Genève. Cela serait un meilleur commentaire que beaucoup de récits.
Перевод
30 августа. Вторник.
Я не отвечу сегодня на ваше письмо, но двух-трех мелочей я должен коснуться. Во-первых, я не делаю вид, что занимаюсь Молдавией или Луи-Наполеоном, — нет, я очень легко увлекаюсь, и тогда самый неподдельный интерес (правда, не глубокий, а подкожный) овладевает мною. Эта способность легко увлекаться, а также большая подвижность и впечатлительность поддерживают мое здоровье, восстанавливают мои силы. Но это отнюдь не притворство. Во-вторых, таких минут деятельно грустных, как тогда на Wat<erloo> Bridge, я нисколько не избегаю, напротив — я стыжусь, что они слишком редки.
Странная вещь, я очень близок к вашей точке зрения, и все же есть разница. Нет, любовь, счастье, дружба, преданность — не иллюзии, однако они преходящи, и жизнь тоже. Я был очень счастлив, я познал ту ясность, о которой вы говорите, я чувствовал себя в этом мире хорошо, как дома, — и вот конец, хронического благополучия не бывает. Для личности все кончено. Не для народа, не для среды — и вы видите экономию природы, а я остаюсь активной, действующей силой.
Да, мы еще поговорим обо всем этом. Надобно глубже вникнуть в подробности. События, меня поразившие, известны вам только в общих чертах. Я был ранен, и снова ранен в самые чувствительные, самые святые стороны моего существа — рубцы остаются. Есть особого рода внутренняя бедность, атеизм в отношении к жизни, которые переступить невозможно...
Русский визит — это еще не визит той дамы, которая имелась в виду, — а одного актера, желающего меня видеть; завтра, в среду, я получу окончательное известие, и если его не будет до субботы, то я приеду к вам в четверг или в пятницу. Письма из России хороши (признаюсь вам, что я заливался горючими слезами, читая их). Акции мои там поднимаются. (Вот доказательство, что делается то, что должно делаться.)
Полемика о Бакунине продолжается, мы потребовали, чтобы обвинитель назвал себя, и мы подписали свои имена, сообщив при этом свои адреса.
Отчего говорите вы, что я не желаю приехать? — Завтра дети отправятся в Гемпстед с м-зель Герман.
Прощайте.
Об отъезде я вам сообщу.
Прощайте.
Примечания
Печатается по фотокопии с автографа Впервые опубликовано: Л VII, 317—318.
Год написания определяется строками о предстоящем визите М. С. Щепкина в Лондон и связью содержания письма с письмом 77; 30 августа приходилось на вторник в 1853 г.
Письмо М. Мейзенбуг (относящееся к концу августа 1853 г.), на которое отвечает Герцен, частично опубликовано ею самой в воспоминаниях 248—250).
... минут деятельно грустных, как тогда на Waterloo Bridge — я нисколько не избегаю... — «Поверьте мне, часы, подобные тем,что вы провели на Ватерлооском Мосту, являются местью разума и поэзии вашему рассудку, который хочет их поработить». См. выше письмо 77.
... я очень близок к вашей точке зрения... — Мейзенбуг писала Герцену: «Чтобы быть свидетельницей <...> прогресса, я хочу еще жить и юношески радоваться жизни, в которой для меня лично уже все лучшее похоронено. Поэтому я так люблю бывать с детьми, деятелями надвигающегося будущего, семена которого я могу в них насаждать. Поэтому я так обрадовалась сегодня вечером, когда получила Молешотта, так как я вижу в нем крупицу проповеди нового евангелия, к которому готовится человечество, предсказание вечной трансформации бытия. Поэтому я радуюсь глупостям реакции, не для ее посрамления (это было бы печальным торжеством), но потому, что вижу неизбежное наступление новых этапов, когда человечество — пусть это и будет казаться крушением, — непременно будет двигаться вперед».
Русский визит—— Речь идет об ожидавшемся приезде из России Н. А. Тучковой, которой Н. А. Герцен завещала воспитание своих детей (Тучкова приехала в Лондон лишь весной 1856 г.). Русский еизит — приезд М. С. Щепкина в сентябре 1853 г. (см. письмо 84).
Письма из России хороши. —
... несколько русских рукописей, наброски повестей и пр., которые привезены из Женевы. —