367. H. A. ГЕРЦЕН
11 мая (29 апреля) 1863 г. Лондон.
Рукой Н. А. Тучковой-Огаревой:
11 мая.
Милая Тата моя,
во-первых, вот тебе портреты детей, ты увидишь мою готовность и плохую удачу — что делать. Чтоб тебе отвечать, мне хотелось подождать, чтоб наняли дом, этот министерский вопрос все еще не разрешен, — подумав, я решилась писать, не дождавшись окончания этого дела — и, в самом деле, не все ли равно, где мы будем? Твое письмо меня расшевелило на мгновение, захотелось ехать к вам, жить где-нибудь близ Флоренции или у Комо — но скоро я поняла, что это несбыточные мечты, я очень понимаю, и понимала до твоего письма, как трудно жить в Лондоне после Италии, я об этом много говорила с Г<ерценом> и О<гаревым>, — они только отчасти понимают, как трудно устроить человеческую жизнь в Англии — она возможна только страшным богачам и очень подвижным, свободным людям — и все-таки они поминутно летают на континент.
Ах, как бы я дорого дала, чтоб побывать с тобой хоть один день в Риме — нет места в мире, которое бы так много хорошего мне напоминало, как Рим; если те же еще нумера, то, проходя по Корсо, взгляни на 18 №, там вы жили, там я с твоей мамашей до поздней ночи беседовала, а вечером Константин провожал нас в Бабукку. Когда ты писала о процессиях, я вспомнила, как нас с Мар<ьей> Кас<паровной> итальянские либералы уговаривали стать на колени в церкви, вспомнила, как нам прикалывали кокарды, как знали нас потому, что на всех демонстрациях мы были первые, помню, как мне дали знамя нести, с каким трепетом я взяла его, и вдруг молодая девушка с жаром заговорила: «Вы из Пиэмонта, а я здешняя, я родилась в Риме, я имею больше прав нести знамя...», — я чувствовала, что она больше имеет на это право и, пожав крепко ее руку, молча передала ей знамя, — помню, как по целым дням мы не знали, что такое правильная жизнь с обедами и ужинами — мы были с утра до ночи на улице, почти не чувствовали утомления, иногда вечером отворялась дверь, и Г<ерцен> говорил: «Пойдемте отдохнуть в театр, может там будет что-нибудь», — и вот мы опять на ногах, идем по темным улицам, не по тротуару и поем громко «Allons enfants de la Patrie!» — Ах, многое, многое ты мне напомнила, Таточка моя, может, не зная того: участие к тому, что делалось на свете, переплетенное чистейшими, святейшими чувствами любви к О<гареву> и дружбы к N<atalie>! Во всех моих хороших воспоминаниях я вижу ее в ее длинной мантилии, в белой шляпе с белым вуалем — такого лица, такого выражения не было и не будет, — боже, если б она была жива! Все было бы хорошо, и я была бы не я.
Ну, прощай, душа моя, благодарю за строки об 2 мае, я положу это письмо с ее
Крепко тебя и Ольгу целую — поклонись дружески Мейзенбуг.
Рукой H. П. Огарева:
Милая моя Тата и милая моя Оля, письмы ваши с цветочками получены и читаны мною раз двадцать; а дела столько, что писать еще не собрался. На днях выйдет роздых, и тогда напишу вволю. Целую вас и жму руку Мальвиде.
консультации — для моих соображений, воображений и распоряжений. Все, что сообразно с возможным, я охотно сделаю. Пока решим, живите в Риме. Одна из важных тайн жизни — умение терпеливо ждать. Обстоятельства идут страшно тихо и запутанно — наша жизнь, напр<имер>, до того вовлечена в современный вопрос, что мы не можем ею располагать с легостью Mme Schwabe или Mr Olinsky. Как я оставлю Лондон на полгода? Если же Лондон остается point fixe[302], то поневоле все мы будем съезжаться в его туманах. Твоя жизнь теперь в Италии тебе дала материал на годы. Ты теперь без большой оглядки наедаешься — время отчета, пищеварения идет за ним. В Лондоне или Нью-Йорке — это второстепенно.
«Был<ом> и ду<мах>» в главе о Васильевском описание поездки в Frascati? Тогдашняя жизнь у меня осталась в памяти как величественный вечер, за которым не покой, а ночь работы. Прощай. Сегодня писать некогда. Олю много и много целую. От Малв<иды> жду ответа.
Еще раз спрашиваю, каких нум<еров> «Колокола» у вас недостает? Необходимо все знать.
Примечания
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Л XVI, 243—244.
Год написания определяется упоминанием о предстоящей поездке Герцена в Италию и связью с письмом 361.
... вот тебе портреты детей... — Н А. Герцен благодарила за присылку портретов в письме к Огареву от 26 мая 1863 г. (ЛН, т. 63, стр. 452).
Твое письмо... — В воспоминаниях Т. П. Пассек опубликовано письмо Н. А. Герцен к Н. А. Тучковой-Огаревой, в котором она описывала день смерти матери, как он сохранился в ее памяти. «Уже одиннадцать лет прошло с тех пор, как мамаша скончалась...» — писала она —125). Можно предположить, что именно на это письмо отвечает Тучкова-Огарева, хотя впоследствии она относила его к концу декабря 1862 г. — времени посещения Татой могилы матери в Ницце (см. Тучкова-Огарева, стр. 189). Письма Н. А. и О. А. Герцен к Огареву, упоминаемые ниже, неизвестны.
... проходя по Корсо, взгляни на 18 №, там вы жили... — На улице Корсо в Риме Герцены жили в декабре 1847 г., январе и марте 1848 г. Тучковы приехали в Рим в середине декабря 1847 г. (см. XXIII, 52, 54, 356). См. также АО, стр. 267. «Allons enfants de la Patrie!» — «Сыны отечества, вперед!» — первая строка «Марсельезы».
— «Ужасно нас обрадовало позволение папаши, да мы уж так и думали, что он позволит, а то бы не спросили» (ЛН, т. 63, стр. 450—452).
... в «Был<ом> и ду<мах>» в главе о Васильевском описание поездки в Frascati? — 17 апреля 1863 г. Н. А. Герцен писала Огареву о намерении посетить Фраскати (там же, стр. 449); в связи с этим Герцен напоминает ей свое описание поездки в Фраскати с женой в 1848 г. (VIII, 74).
— ЛН, т. 63, стр. 450—452.