210. Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
2 октября (20 сентября) 1866 г. Женева.
2 окт<ября> 1866.
Я должен к тебе писать. Говорить я не могу. Язык твой все сгубил, всех отдалил. Все дела твои, может, нашли бы отпущение любви, но беспощадные слова зовут отпор. И довольно об этом. Тебя может исцелить только твоя совесть — она не просыпалась.
После вчерашнего дня я вышел, как после тяжелой болезни. Ты могла мне предложить, чтоб я не видал несколько лет Лизы! Ты могла это сделать после всего, что было, зная, что она мне необходима, что я ей необходим. Я этого никогда не допущу — доведи меня прежде до сумасшествия или до гроба. Ты думаешь, что я боюсь общественного пересуда (потому что я не хотел, чтоб толпа терзала нас и наши имена)? Ты ошибаешься — я близких и далеких тебе сделаю судьей над этим похищением, из необузданного каприза, ребенка, которого я так безмерно люблю. До этого преступления я тебя не допущу. Я потребую суда твоей сестры, твоего отца, я найду людей, которые нарочно за этим поедут в Россию.
Теперь следует вопрос: что я предлагал, т. е. в чем дело? Повторяю слово в слово. Первый вопрос, который следует решить, — оставаться или нет в Женеве? Он не должен зависеть ни от каких coups de tête[339], а от пользы воспитанья. Надобно выждать ответа М<ейзенбуг>. Я говорил о неудобствах женевской жизни, но я говорил и то, что я и Ог<арев> им подчиняемся. Если оставаться, следует искать квартиру. Если не оставаться, я предлагал ехать в Лозанну, там нанять дом, я хотел в него мало-помалу все перевезти и вовсе уничтожить женевскую квартиру. Ты отвергла Лозанну — пришлось указывать на другие города Швейцарии, в которых жить будет скверно.
Ты хочешь в Ниццу, но достоверности, что холера прошла, нет. Я предлагал перед Италией заехать и осмотреть — приискать дом и потом приехать в конце ноября и перевезти тебя с Лизой, если возможно.
До решения вопроса с М<ейзенбуг> я хотел съездить собрать мысли, дух, после ряда грустных событий, боязней, разговоров, дней на десять в Фрибург, Невшатель.
Где же те злодейства, по которым можно у отца отнять дочь?
духовное завещание, которое отдал Ог<ареву>, и это письмо. Я все обдумал хладнокровно. Мою карьеру я считаю оконченной. Должно быть, доля казни 1852 и теперичной мною заслужена, и я готов на все. Но пока устранить себя от Лизы не позволю — в этом я присягаю. И до суда твоей сестры ничего окончательно не решу сам.
Еще в заключение одно слово — о тебе самой. Ты глубоко обидела меня. Но я готов свято и искренно протянуть руку — для того чтоб работать над твоим исправлением и над воспитаньем Лизы, прощая все прошедшее.
Думаю, что письменный ответ лучше словесного. Жду его.
Письмо это сбереги.
Примечания
826, лл. 47—48 об.). Впервые опубликовано: Л XIX, 65—66.
... предложить, чтоб я не видал несколько лет Лизы! — Очевидно, Н. А. Тучкова-Огарева накануне снова заявила Герцену о желании уехать в Россию с Лизой.
... я не хотел, чтоб толпа терзала нас и наши имена... — Герцен отвергал неоднократные требования Н. А. Тучковой-Огаревой о легализации их отношений.
Надобно выждать ответа М<ейзенбуг>. — Видимо, на предложение, сделанное Герценом в письме 197 («... дайте мне Ольгу на зиму»).
Я написал сегодня мое духовное завещание... — Оно неизвестно.
— 2 мая 1852 г. умерла Н. А. Герцен.
[339] выходок (франц.). – Ред.