40. M. МЕЙЗЕНБУГ и H. А. ГЕРЦЕН
25 (13) февраля. 1867 г. Венеция.
25 fév<rier>. Venezia, Alh<ergo> reale.
Ni Garibaldi encore — ni sein Hauch — je les attend<s> aujourd'hui, et probablement si Haug viendra sans Garibaldi) je partirai demain. Dans tous les cas après demain.
Vous avez fait un grand effort pour ne pas vouloir comprendre ce que j'ai dit par rapport aux mollusques; relisez et vous verrez qu'il n'y a pas de mal pour les doges de Venise.
Enfin, Messieurs et Mesdames, du brave 41 S-ta Monaca — le-Carnaval a pris des proportions gigantesques. Une petite bêtise — est bête, une grande peut devenir belle, grandiose. La fièvre simple du masque est passée en fièvre typhoïde. Figurez-vous — deux places — un quai (le nôtre Schiavoni) et toutes les ruelles adjacentes couverts de peuple et de masques—passage impossible, circulation arrêtée — partout des cris de «punch» — des rires et rien d'indécent comme à Paris. Le dernier trait m'a conquis. C'est un peuple qui s'amuse — et non l'arsenal d'un© maison publique — au personnel de laquelle on ajoute le masque comme une aiguille Bismark. That is the phylosophy—not the actuality.
Maintenant représentez-vous toutes les bêtises qui peuvent pleuvoir sur la tête—d'un pauvre sauvage comme moi—vous serez encore loin de la réalité. Par ex., figurez-vous une salle très grande — 200 masques dînant. Vers le dessert l'idée les prend de voir encore une curiosité — vite on expédie un monsieur pour la chercher — on amène un pauvre diable et les deux cents-masques boivent trois fois du vin de champagne aux vivats et — figurez-vous que cette curiosité — c'est moi, votre humble serviteur. A force de crier amico di Garibaldi — et russo lïbern ils ont fini par crier — «poeto russo», — craignant qu'ils passe ront au pittore e maestro — je me sauve.
Je me débats un quart d'heure — pour m'apercevoir que sans tuer ou sans être tué on ne peut passer la place St. Marc. Fier du titre de poète — je m'appuie à une colonne... et la vague humaine monte, monte et à côté de moi un comte polonais (celui qui a exécuté un mandat d'amener contre moi), je vois passer une femme d'une beauté qui ferait oublier même Ludmilla Assing — d'une beauté accomplie. «Sacré Dieu (dernier — reste d'une éducation religieuse) dis-je au Polonais — tout près de la dame — qu'elle est admirablement belle». — Dans un clin d'œil je suis empoigné, mené, bousculé, et suis devant un monsieur très maigre qui m'abreuve de politesses, m'invite de venir chez eux et en attendant me présente à sa femme qui a parfaitement bien entendu l'exclamation. Et j'ai compris alors quel poids lourd — d'avoir 54 ans — mais je me suis consolé en pensant qu'Othello a été trouvé ravissant à Venise — et je me suis donné la parole dès que je remporterai une victoire navale — de faire une visite à la belle... Couraquine... car cette dame est Polonaise. Vous comprenez que tout cela est impossible, que tout cela a été rêvé.
à la garde du bon Dieu et Olga à la vôtre.
P. S. Sans avoir entendu la musique des masques — il est impossible de comprendre les réminiscences du carnaval de Venise[63].
Тата, перевод я здесь поправил; если Саша возьмется переписать — я его оставлю у Мальв<иды> и ты можешь прочесть. — Фотографы здесь превосходные — и берут 11 фр. за 10 карточек. Письмо это вас, верно, потешит. — Если не задержусь Гарибальди — то приеду скоро, т. е., может, в середу <к> утру (прошу на желез<ную> дорогу не ходить, дорогу я знаю в Мо-наковку).
Я предполагаю 7 или 8 ехать в Ниццу.
Прощайте.
Жизнь трактирная здесь очень дорога — да и вообще с иностранцев лупят за все бессовестно. Все мои экономии ушли.
PP. SS. Разумеется, Онагр напорол дичи и дач таких нет — но есть пансионы с чистым воздухом и с возможной ценой. Каналы пахнут только по переулкам.
Примечания
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Л XIX, 221—224.
Год написания определяется указанием адреса Герцена, по которому он жил в Венеции в феврале 1867 г.
Пока нет ни Гарибальди ~ то я завтра уеду. — В подлиннике игра слов: Hauch по-немецки «дух», a Haug — фамилия генерала Э. Гауга, служившего в армии Гарибальди.
... — Герцен указывает флорентийский адрес М. Мейзенбуг.
... карнавал принял грандиозные размеры ~ и что все это мне приснилось. — Ср. описание этих же событий в VIII части «Былого и дум» — XI, 469—471.
... — иголки на ружья. — Об игольчатых ружьях с ударником, принятых на вооружение прусской армии, Герцен писал в статье «Порядок торжествует!» (см. XIX, 167, 429).
... к прекрасной... Куракиной... — Как полагал М. К. Лемке, имеется в виду жена князя Федора Алексеевича Куракина, по первому мужу Макиевская ( XIX, 224).
...«Воспоминания о венецианском карнавале». — Музыкальная пьеса.. Во французском подлиннике Герцен подчеркнул часть слова rémini-scences, — намекая на Римини, где жила М. Мейзенбуг (ср. в письме 159).
Тата, перевод я здесь поправил... — По-видимому, Н. А. Герцен переводила статьи Герцена для М. Мейзенбуг.
— Герцен выехал из Флоренции в Ниццу 10 марта 1867 г. (см. письма 50 и 51).
[63] Пока нет ни Гарибальди, ни sein Hauch <его духа (нем.)> — я их ожидаю сегодня, и, вероятно, если Гауг приедет без Гарибальди, то я завтра уеду. В крайнем случае — послезавтра.
Вы основательно потрудились, чтобы не захотеть понять сказанного мною о моллюсках; перечтите и вы увидите, что там нет ничего враждебною в отношении венецианских дожей.
— глупа, но большая — может стать прекрасной, величественной. «Лихорадка» масок из обычной стала горячечной. Представьте себе две площади — одну набережную (нашу, Скьявони) и все прилегающие переулки, наполненными народом и масками — проходу нет, движение остановлено — повсюду крики Полишинеля, смех, но ничего непристойного, как в Париже. Последняя черта покорила меня. Это веселящийся народ— а не арсенал публичного дома — на обслугу которого нацепляют маски, подобно тому как Бисмарк — иголки на ружья. That is the phylosophy — not the actuality <Это — философия, а не действительность (англ.)>.
А теперь вообразите себе все нелепости, которые могут обрушиться на голову такого бедного дикаря, как я, — и вы все еще будете далеки от действительности. Например, представьте себе огромный зал — 200 обедающих масок. За десертом у них является мысль посмотреть еще одну диковинку; живо посылают какого-то господина на розыски — беднягу приводят, и все двести масок трижды пьют шампанское при кликах «виват» и представьте себе, что эта достопримечательность — я, ваш покорный слуга. Сначала они кричали «amico di Garibaldi» <друг Гарибальди (итал.)> — и «russo libero» <свободный русский (итал.)>, в конце концов они стали провозглашать «poeto russo» <русский поэт (итал.)>, и я, опасаясь, как бы они не перешли к «pittore e maestro» <художник и маэстро (итал.)>, спасся бегством.
моря подымалась все выше и выше, рядом со мною стоял польский граф (тот самый, который исполнил приказ привести меня), я увидел проходящую даму, столь прекрасную, что можно было забыть даже Людмилу Ассинг, — словом, писаную красавицу. «Черт возьми! (последнее — остаток религиозного воспитания), — сказал я поляку — совсем близко около дамы, — как она дивно хороша!» В мгновение ока меня хватают, ведут, толкают, и вот я перед очень худощавым господином, который осыпает меня любезностями, приглашает к себе, а до визита представляет меня своей жене, которая отчетливо слышала мое восклицание. И я понял тогда, какая тяжелая ноша — 54 года от роду, но утешился, вспомнив, что в Венеции был признан очаровательным и Отелло, — и я дал себе слово, как только одержу морскую победу, отправиться с визитом к прекрасной... Куракиной... ибо эта дама — полька. Вы, конечно, понимаете, что все это невозможно и что все это мне приснилось.
— вашей.
P. S. Не слыхав музыку масок — нельзя понять «Воспоминания о венецианском карнавале» (франц.). —Ред.