34. Н. П. ОГАРЕВУ
17—18 (5—6) марта 1865 г. Париж.
17 марта.
Перед грядением на сон.
é от ½ 9 до 10-и, разумеется, пошел взбешенный домой. A propos, он чистейший конституционалист и «Колок<ол>» сильно ругает. Ханык<ова> встретил на улице — мед и млеко, идем завтра вместе обедать. Утин в Берлине. Но с Николадзе фатум, был на десяти кварт<ирах> Rue de la Seine от 30 до 40. Нигде не нашел. Впрочем, можешь же ты дело отделать и на письме. Устраивается всё, кажется, легко, так что во вторник или среду непременно поеду в Ниццу — но что за грабители, это и вятские повытчики удивились бы, только всё легально. Ротш<ильдовская> рекомендация облегчила относительно учтивости, но не относительно финансов.
Ты пишешь, саrо mio[58], что мы не разговариваем сами с собой даже, чтоб не тревожиться, или, лучше, прибавлю я, чтоб не бередить раны. Я так думаю, что простору нет в нашей жизни (помнишь «Gemach!» в «Фиеско» Шиллера) и полного покоя. Странное дело, я никогда не чувствую себя так собранным, как когда я бываю совершенно заброшен один, ex<empli> gr<atia>[59] теперь. Ходишь по улицам, бродишь, а всё как-то звонко и память всего бывшего так ясна, печально ясна. Надобен home[60], покой, и тогда работа, — другого выхода нет.
Головн<ин> писал Хан<ыкову>, что Милютин все остановил по делу прессы. Об этом строчку следовало бы напечатать, разумеется, ссылаясь на «Indépendance», с эпиграфом из Пушкина:
Нас было двое, я и брат.
Конс<тантин> Ник<олаевич> без всякой силы. Снятие ценсуры рекомендовал и на это настаивал М. Корф. Здешний Трубецкой — бельфонтанский — совсем разорился, продал своих англичан и коров, статуи и фермы и поехал в Россию.
<кому>.
NB. Скажи Тхор<жевскому>, что я заказал пару сапог на Regent Street, ее пусть он сам привезет или с вещами и Чернец<ким> пошлет.
2 часа. Суббота.
Пишу у Левицкого. Браниц<кий> уехал, Голынского не застал, остается еще Грушецкий, чтоб спросить об Ильинском. Николадзе решительно не нашел. Вероятно, в середу уеду. Касатк<ину> телеграфирую сейчас — и он свинья.
Примечания
6, стр. 682—683.
Год написания определяется связью этого письма с предыдущим письмом к Огареву, написанным в тот же день утром (упоминание об Ильинском и др.).
Прождал Усова ∞ сильно ругает. — О С. А. Усове см. письмо 1 и комментарии к нему.
Ханык<ова> встретил на улице ∞ вместе обедать. — О Ханыкове см. комментарии к письму 35.
Утин в Берлине. — Речь идет об Е. И. Утине.
∞ Нигде не нашел. — Об Н. Я. Николадзе см. в письме 38 и в комментариях к нему.
Устраивается все, кажется, легко ∞ поеду в Ниццу... — Речь идет о перевозе праха Лели-girl и Лели-boy в Ниццу. Герцен выехал туда 22 марта 1865 г. (см. письмо 39).
... помнишь «Gemach!» в «Фиеско» Шиллера?.. — «Gemach» (нем.) — спокойствие. Герцен цитирует реплику Берты из трагедии Шиллера «Заговор Фиеско» (акт 1, явление X).
... Милютин все остановил по делу прессы ∞ «Нас было двое, я и брат». — Речь идет о предполагавшейся цензурной реформе в России.
14 марта 1865 г. газета «L’Indépendance belge» сообщила о том, что Н. А. Милютин выступил на заседании Государственного совета с речью, в которой «пытался доказать несвоевременность радикальной реформы существующей системы контроля над печатью и высказался за постепенную реформу, которая должна проводиться путем последовательных узаконений, ни в коем случае не имеющих характера радикальной реформы». Корреспондент «L’Indépendance belge» оценивал это требование как проявление страха перед возможностью нарушения «неуязвимости высшей русской бюрократии, надежно укрытой от нападок прессы прекрасно организованной системой предварительной цензуры». Выступление Милютина повлияло на окончательное решение Государственного совета, утвердившего половинчатую реформу.
«Временные правила по цензуре», которые не оправдали надежд либеральных кругов. Заметка о вмешательстве Н. А. Милютина в дело подготовки новых цензурных правил в «Колоколе» не появилась. Не был использован в качестве эпиграфа и слегка измененный стих из поэмы Пушкина «Братья-разбойники», хотя о братьях Н. А. и Д. А. Милютиных Герцен писал в своих статьях неоднократно («Письма к путешественнику»— XVIII, 346; «В редакцию „Инвалида“» — XVIII, 417).
Конст<антин> Ник<олаевич> без всякой силы. — Назначение вел. кн. Константина Николаевича председателем Государственного совета рассматривалось сначала как признак перехода русского правительства к более либеральной внутренней политике (см. комментарии к письму 21). Эти ожидания не оправдались: Константин Николаевич не пользовался никаким влиянием в высших правительственных сферах.
... остается еще Грушецкий, чтоб спросить об Ильинском. — См. письмо 33.
— О знакомстве Герцена с польским эмигрантом А. Голынским см. в «Былом и думах» (XI, 426) и XXVI, 308.
Касатк<ину> телеграфирую сейчас... — См. комментарии к письму 33.
<. – Ред.>
<. – Ред.>
– Ред.