37. М. МЕЙЗЕНБУГ
21 (9) марта 1865 г. Париж.
21 mars. Paris.
Mais pourtant, très chère et très romaine amie, je vous ai écrit vingt fois, si ce n’est plus, mon plan, mes projets, prévisions et anticipations. Et vous me demandez, où nous en sommes. Récapitulons. Je commence par les faits accomplis. La maison à Genève — louée pour un an, les bagages envoyés, je pars demain pour Nice, je reste avec Mme Ogareff à Cannes jusqu’à l’arrivée d’Ogar<eff> à Genève et je la ramène là avec Lise. Je vous laisse à votre Monte Pincio; tout le temps de la grande installation entre le Mont-Blanc et Vogt, et je vous invite de venir vers la fin de mai. Si la santé, l’esthétique, le trop froid, le trop de sombre dans la vie vous forcent d’aller à Florence après le 15 nov<embre>, je ne m’y opposerai pas. Maintenant c’est clair, diaphane, — n’est-ce pas?
Pour les maîtresses pour Olga (à commencer par un maître de la langue russe) nous ne serons pas en peine. Pensez que Genève a marché depuis les Antonins, et Rome ne se distinguait jamais par la pédagogie même aux beaux temps de Cicéron.
Avez-vous enfin lu «Le Conscrit de 1813» et «Thérèse»? De quels livres plus sérieux parlez-vous? Economie politique ou harmonie pathologique?
Ecrivez en attendant à l’adresse de Mme Ogareff: Grand Hôtel à Cannes (Alpes-Maritimes).
Vous ne m’écrivez rien sur les résultats de l’entrevue de Mme Schwabe avec Mac-Clellan? Oh, sainte agitation, cela fait mousser le chocolat fade de l’histoire.
Sur cela je prie Dieu de vous garder en bonne santé. Adieu.
P. S. 20 mars, le matin, 5 degrès de froid.
21 mars — encore plus froid, vent glacé et de la force d’un ours.
Depuis la fin de nov<embre> jusqu’à aujourd’hui cet hiver n’a été qu’une punition corporelle, qu’une souffrance quotidienne et cela à Londres comme à Paris. Ce n’est pas une existence humaine. J’ai un cold et une toux depuis le 10 février.
Пeревод
21 марта. Париж.
И все-таки, очень дорогой и очень римский друг, я вам писал раз двадцать, если не больше о своих планах, намерениях, предположениях и предвидениях. А вы спрашиваете, в каком положении дела. Повторим. Начну с фактов совершившихся. Дом снят в Женеве — снят на год, вещи отправлены, я уезжаю завтра в Ниццу, остаюсь с Мme Огаревой в Канне до приезда Огарева в Женеву и тогда отвезу ее с Лизой туда. Вас я оставляю на вашем Монте-Пинчо на все время великого переселения между Монбланом и Фогтом и приглашаю вас приехать лишь в конце мая. Если здоровье, эстетика, слишком сильный холод или избыток мрачного в жизни заставят вас после 15 ноября уехать во Флоренцию, я не буду препятствовать. Теперь все ясно, прозрачно, не правда ли?
даже в прекрасные времена Цицерона.
Прочли ли вы наконец «Историю новобранца 1813 года» и «Терезу»? О каких более серьезных книгах вы говорите? О политической экономии или патологической гармонии?
Пока пишите по адресу Мme Огаревой: Гранд Отель в Канне (Приморские Альпы).
Вы мне ничего не пишете о результатах встречи Мme
Засим молю бога сохранить вас в добром здравии. Прощайте.
P. S. 20 марта, утро, 5 градусов мороза.
21 марта — еще холоднее, с медвежьей силой дует леденящий ветер.
С конца ноября и по сей день эта зима была сплошным телесным наказанием, ежедневным страданием как в Лондоне, так и в Париже. Это прямо нечеловеческое существование. У меня cold[69] и кашель не проходят с 10 февраля.
Печатается по фотокопии с автографа (BN). Впервые опубликовано: Л XVIII, 63‑64.
Год написания определяется местопребыванием Герцена, сообщением о найме дома в Женеве, а также упоминанием об отъезде на следующий день в Ниццу: Герцен выехал из Парижа в Ниццу 22 марта 1865 г.
Дом снят в Женеве ∞ не буду препятствовать. — См. письмо 35 и комментарии к письму 6. Монте-Пинчо — район Рима, где жили дочери Герцена и Мальвида Мейзенбуг.
Прочли ли вы наконец «Историю новобранца 1813 года» и «Терезу»? — См. письмо 27 и комментарии к нему.
— См. письмо 33 и комментарии к нему.
[69] простуда (англ.)<. – Ред.>