132. А. А. ГЕРЦЕНУ
8 июля (26 июня) 1867 г. Женева.
8 июля. Женева.
Завтра в три я еду и послезавтра, т. е. в четверг, буду в Ницце. Читал я твое длинное письмо к Огареву. Он хочет тебе на него отвечать, — не зная еще его ответа, скажу несколько слов. Вся мораль и вся жизненная философия этого письма— слабы, в ней напутаны христианские эхо, романтические souvenances[211]. Люди могут очень хорошо поступать без всяких теорий и иметь очень хорошие теории, поступая скверно. Но тот, кто берется возводить свою жизнь к принципам, должен приобрести и больше единства и больше аналитического смысла. Такие моральные недоношенные теории, как твоя, — надобно оставить французским романам. Если ты хочешь позаняться; и обдумать мои слова, то ты увидишь, что это тот самый недостаток, в котором я вообще тебя винил — ив научных спорах и во всем, — недостаток серьезного философского, общего-взгляда.
Что такое чистота?
Что такое нечистота?
Думал ли ты об этих выражениях — и не приходило ли тебе в голову, что чистое может быть нечисто — и наоборот? Все это туман.
Ты читал мою главу о браке — что ты из нее понял? А если ты с ней не согласен — чему же вы восхищались?
Вся твоя диссертация написана исключительно в доказательство, что ты какой-то поступок. Но — только такое заглаживание имеет смысл, о котором сам человек думает, что он мало сделал. И что за христианское искупление? Искупаться надобно пониманьем, шириной. Никто тебя в данном поступке не винил. Когда же ты поймешь, что тебя никто не упрекал в поступке, а в том, что ты написал сухую диссертацию в свое оправданье — там, где надобно было вскрикнуть: «Ах... все-таки жаль бедную женщину!» — и этот крик сердца был бы доволен, никто от тебя не требовал ни физиологических экспериментов — воздержности, ни будущего брака, и ты бы не дошел, может, до католических понятий о браке и его неизменной нерасторгаемости (как последнее идет с отрицанием воли — я в толк не возьму) — если б смотрел без доктринерства.
Старайся — саго mio — поступать согласно с совестью, ноне строй теорий, не имея на это материала. Мне очень хотелось бы возбудить в тебе истинный дух наблюдения и анализа.
— и даже два — мышленья, отчего же они-то и прошли мимо?
Чистотой я называю — как я, кажется, писал тебе или Тате — жизнь Рейхелей и Адольфа Фогта — эту работящую, здоровую, бедную, сильную жизнь, вовсе не зависимую от половых отношений.
Какое правило выйдет для жизни из этих бессвязных и старых понятий? — Поработай над этими вопросами поглубже и поговорим опять когда хочешь.
Итак, Ольга и Мальв<ида> — в Венеции. Пускай себе, хоть' и правильнее было бы спросить прежде совета.
Денег вам столько вряд придется ли. Сверх того я Тате ее долю отдам.
— т. е. о их продаже. К Новому году или в январе можно многое сделать. Зачем ты отзываешься неспособностью — будь способен, это не игра на арфе и не живопись, а дело простого вниманья.
Примечания
IISG). Впервые опубликовано: ЛН, т. 64, стр. 572—573.
На письме помета неустановленного лица: «1867». Дата эта подтверждается сообщением о предстоящей поездке из Женевы в Ниццу. Указание «четверг» — ошибочно: 10 июля 1867 г. приходилось на среду.
Завтра в три я еду ~ — Герцен приехал в Ниццу 10 июля 1867 г., в среду.
Читал я твое длинное письмо к Огареву. — Это письмо, остающееся неизвестным, было вызвано самоубийством III. Гётсон (см. комментарии к письму 107).
Ты читал мою главу о браке... — Имеется в виду глава XLI, V ч. «Былого и дум», полемически направленная против реакционных взглядов Прудона, и прибавление к главе «По поводу затронутых вопросов», посвященное вопросам семьи, брака, положения женщины в обществе (X, 183—212).
... до католических понятий о браке и его неизменной нерасторгаемости (как последнее идет с отрицанием воли... — Под «отрицанием воли» Герцен имеет в виду защищаемую А. А. Герценом точку зрения об иллюзии свободы воли. В 1867 г., выступая с публичными лекциями по физиологии, А. А. Герцен, вслед за М. Шиффом, утверждал, что «всякая деятельность животных и человека является лишь непроизвольным развитием рефлексов» и что свобода воли поэтому невозможна. В развернувшейся полемике с сыном Герцен настойчиво доказывал, что для понимания многосторонней человеческой деятельности, в частности для решения морально-этических проблем, необходимо выйти за пределы физиологии в сферу социологии и истории (см. XX, 818—821).
Недовольный попытками сына оправдать себя в истории с Ш. Гётсон отвлеченными, абстрактно-логическими рассуждениями о браке, Герцен отмечает, что А. А. Герцен впадает при этом в противоречие с собственными научными теориями.
... но был же рядом пример — и даже два — мышленья... — Герцен имеет в виду Огарева и себя.
Чистотой я называю ~ жизнь Рейхелей и Адольфа Фогта... — См. письмо к А. А. Герцену от 11 февраля 1861 г. (XXVII, 135) и письмо 128.
Я писал о немеблированном доме. — См. письмо 128.
— Речь идет о намерении Герцена приобрести, по совету Мейзенбуг, земельный участок из числа монастырских земель, распродававшихся в Италии (см. письма 128 и 129).
[211] смутные воспоминания (франц.). — Ред.