279. М. МЕЙЗЕНБУГ
1 марта (18 февраля) 1868 г. Женева.
1 mars 1868. Dimanche.
Chère Malvida,
J'ai reçu votre lettre — et je m'en vais vous donner pour réponse une encyclique que je vous prierai de lire avec Alex<andre> et Tata.
J'ai été froissé au suprême degré par la lettre d'Alex<andre> à Oustinoff (qui me l'a montrée) — il y a quelque chose de dur et de mesquin dans cette guerre à outrance — contre une fille, et au même moment, où vous m'écrivez (et je le sais moi-même) que le caractère de Tata est tel qu'il est impossible de lui nuire et Olga assez éloignée. Remarquez qu'Alex<andre> savait très bien que j'étais à Genève—en envoyant la lettre non à moi, mais à Tkhorzevsky. Pourquoi donc dans une affaire si délicate ne pas avoir pensé à un conseil de moi?
Maintenant le tout ensemble est grave. Or, ma visite — qui vous a si plu au mois de décembre — a été le final d'une vie bonne et limpide à Florence. — On a mêlé tant d'éléments hétérogènes que l'ensemble sera dissonnant et vive le D-r Krou-poff!
MseIie Volod<imiroff> — est un hasard — un mal passager — mais je vois d'ici l'impossibilité d'aucune lecture. Teres<ia>et Linda ne comprennent que l'italien. L'impossibilité d'intérêts sérieux avec des demi-enfants. Je prévoyais tout cela en vous quittant.
Autant que je puis juger — vous devez être maintenant dans une brouille. Car Tata certainement n'est pour rien dans la lettre à Oustinoff.
Or, tension entre vous et elle.
Tension entre Alex<andre> et elle.
De là — ennui, atmosphère lourde.
Chère amie, sono vecchio assai pour dire ces choses franchement, et je les dis par amour et amitié.
Qu'avez-vous fait de la vie qui était possible? Qu'a fait Alex<andre> pour le repos de ses sœurs?— Rien de bon dans l'avenir. Faites un plan — moi, j'irai dans une quinzaine à Nice, puis, je pense qu'Ogareff pourra passer (fin mai) avec nous un mois, six semaines — Tata pourra venir aussi (même avec M-me Kassatkine — qui va à Lugano).
é vous n'en aurez pas — ou donnez-moi un démenti, et je vous baiserai les deux mains.
l'Vecchio.
Le portrait d'Olga est très beau. Ogar<eff> prie un pour lui. 11 va assez bien.
Figurez-vous que j'ai écrit le 23 les détails d'Og<areff> — et le 1 mars personne n'a répondu même pas un cri d'horreur. Est-ce que le télégramme était suffisant?
Addio. Montrez cette lettre à Alexandre > et Tata.
На обороте: Mademoiselle
la Baronne
von Meysenbug.
Перевод
1 марта 1868. Воскресенье.
Дорогая Мальвида,
я получил ваше письмо — ив ответ посылаю вам энциклику „ которую прошу вас прочесть вместе с Александром и Татой.
Меня в высшей степени покоробило письмо Александра Устинову (который показал мне его); есть нечто жестокое и мелочное в этой доведенной до последнего предела войне против девушки, и это в то время, когда вы мне пишете (да я и сам это знаю), что характер Таты таков, что его ничем не испортишь, а Ольга достаточно держится в стороне. Заметьте — Александр написал письмо не мне, а Тхоржевскому, хотя прекрасно знал, что я в Женеве. Почему же в таком щекотливом деле не обратиться за советом ко мне?
Теперь же все вместе взятое очень серьезно. Итак, мое посещение, столь понравившееся вам в декабре, было концом славной и безмятежной жизни во Флоренции. — Смешали столь разнородные элементы, что в целом получается диссонанс, и да здравствует доктор Крупов!
Мадемуазель Володимирова — случайность, преходящее зло — но я и отсюда вижу невозможность какого бы то ни было чтения. Тереза и Линда понимают только по-итальянски. Невозможность серьезных интересов с полудетьми. Покидая вас, я уже предвидел все это.
Значит, натянутые отношения между вами и ею.
Натянутые отношения между Александром и ею.
Отсюда — скука, тяжелая атмосфера. Дорогой друг, sono-vecchio assai[402], чтобы откровенно высказать все это, и я говорю об этом из чувства любви и дружбы. Что вы сделали из жизни, которая была сносна? Что предпринял Александр для спокойствия сестер?— В будущем ничего хорошего. Составьте план. Я же недели через две уеду в Ниццу, затем полагаю, Огарев сможет провести (с конца мая) с нами месяц или полтора. Тата также сможет приехать (хотя бы с госпожой Касаткиной, которая отправляется в Лугано).
Единства вы не добьетесь — или опровергните меня, и я расцелую ваши ручки.
L'Veсchio[403].
Портрет Ольги очень хорош. Огарев просит один для себя. Он чувствует себя недурно.
Представьте себе, что я 23-го сообщил подробности об Огареве, а до 1 марта никто еще не отозвался хотя бы криком ужаса. Разве телеграммы было достаточно?
Addio. Покажите письмо Александру и Тате.
На обороте: Баронессе
фон Мейзенбуг.
Примечания
BN). Впервые опубликовано: Л XX, 194—195.
На письме помета рукой М. Мейзенбуг: «Toujours l’affaire Wladimiroff» <Вечная история Володимировоq (франц.)>.
Меня в высшей степени покоробило письмо Александра Устинову... — См. письмо 277 и комментарии к нему.
Тереза и Линда понимают только по-итальянски. — Тереза — Терезина Феличе, невеста, а затем жена А. А. Герцена. Линда — собака детей Герцена.
— Герцен вернулся в Ниццу лишь 14 апреля и прожил там до 2 июня 1868 г. Огарев в Ниццу не приезжал.
— Ред.
[403] Старик (итал.). — Ред.