282. М. МЕЙЗЕНБУГ
9 марта (26 февраля) 1868 г. Женева.
9 mars — Lundi.
7, Boulev<ard> Plein Palais.
Très chère Bismarkia Fiorentina.
Quoique votre lettre m'a enlevé une grosse pierre du cœur— mais je ne peux pas m'empêcher de sourire — au coup d'état, avec extradition, déportation... exil etc. — Si j'étais à la place de Levier, âgé de 28 ans, nez à la Henry IV, barbiche à la François II et si une princesse tartare — catherinisante — me faisait une déclaration — je n'aurais jamais eu le courage de jouer le rôle de Joseph — d'autant plus que la tartare n'a pas de Potifar. Il devrait comme médecin prescrire — «Cremertartare»— à cette crème de la Tartarie.
Vient maintenant Alex<andre> grand juge.
Vous en Marie Thérèse — eingenehmigt.
Sentence envoyée, Oustinoff enrhumé, la tartare déportée — et tout cela parce qu'elle aime Levier — et si elle haïssait Levier... —il faudrait prendre un autre levier et la hisser... Chez nous on ne déporte pas pour si peu de chose. Il fallait tout bonnement lui interdire la porte.
Il paraît que vous tous ne comprenez pas bien — l'affaire d'Ogareff.
Il a probablement par un choc terrible — demis le pied — cassé la tibia et en même temps il a rompu les couvertures sur l'os rond et autour, heureusement pas au point pour dénuder l'os. Or c'est évident — que l'appareil fixe et hermétiquement fermé — soit impossible.
Mais l'affaire va parfaitement bien. Maior vient maintenant en deux jours. Chaque fois lorsqu'on change de lit (2 fois par semaine) Maior est là, et aide lui-même. La force herculéenne d'Ogareff — est extraordinaire. Il est très bien — et très bien disposé.
Le soir je lui porterai votre lettre et portrait — et pourquoi ne m'aviez vous pas envoyé — le portrait d'Olga, je l'ai donné à Og<areff> — aussi.
Adieu. Je vous salue.
Перевод
9 марта — понедельник.
<ard> Plein Palais.
Дражайшая бисмарковская флорентинка, хотя ваше письмо сняло у меня с сердца тяжелый камень— все же я не могу удержаться от улыбки, узнав о государственном перевороте, с выдачей преступника, ссылкой, изгнанием и т. д. Будь я на месте Левье, 28 лет, с носом à la Генрих IV, бородкой à la Франциск II, и если бы татарская княжна — уже немолодая девушка — объяснилась бы мне в любви, — у меня не хватило бы духу сыграть роль Иосифа — тем более что у татарки нет Потифара. Он должен был бы, как врач, прописать этой представительнице сливок Татарии «Cremertartare».
Теперь выступает Александр в роли главного судьи.
Вы в роли Марии Терезы — eingenehmigt[404].
Приговор послан, у Устинова насморк, татарка сослана — и все это потому, что она влюблена в Левье — а если бы она ненавидела Левье... — тогда нужно было бы взять другой рычаг и поднять ее... У нас не ссылают за такие малости. Следовало попросту отказать ей от дома.
Он, вероятно, при сильнейшем ударе вывихнул ногу, сломал берцовую кость и в то же самое время порвал связки на круглой кости и вокруг, к счастью, не настолько, чтобы обнажить кость. Однако очевидно, что герметическая и неподвижная повязка — невозможна.
Но дело идет превосходно. Майор бывает теперь каждые два дня. Всякий раз, когда меняют постельное белье (2 раза в неделю), Майор присутствует и сам помогает. Геркулесовская сила Огарева — удивительна. Он хорошо себя чувствует— и в отличном настроении.
— а почему вы не прислали мне портрет Ольги, я его отдал Огареву также.
Прощайте. Приветствую вас.
Примечания
Печатается впервые, по фотокопии с автографа (BN).
Вверху письма пометы рукой М. Мейзенбуг: «Genève 68?» «Catherine».
... хотя ваше письмо сняло у меня с сердца тяжелый камень ~ Следовало попросту отказать ей от дома. — Письмо М. Мейзенбуг к Герцену, о котором он пишет, неизвестно. Из его ответа можно заключить, что М. Мейзенбуг сообщила ему о какой-то интимной истории, происшедшей между Е. Володимировой и врачом Левье, товарищем А. А. Герцена. В результате этой истории Е. Володимирова уехала — ее отъезд обрадовал Герцена, боявшегося ее влияния на дочерей, и в первую очередь на Н. А. Герцен. Эта часть письма наполнена каламбурами и словесными намеками: catherinisante — стареющая, не молодая девушка — помимо своего основного смысла, вызывает в памяти имя Володимировой — Catherine, что видно и из пометы М. Мейзенбуг. В фразе «у меня не хватило бы духу сыграть роль Иосифа — тем более что у татарки нет Потифара» намек на библейское предание, согласно которому Иосиф отказался разделить ложе с влюбленной в него женой египетского царедворца Потифара (Ветхий завет, Первая книга Моисеева, гл. XXXIX). Непереводимая игра слов в фразе: «Он должен был бы, как врач, прописать этой представительнице сливок Татарии „Cremertartare”»: «Cremertartare» — какой-то татарский ликер (возможно, название лекарства), «cette crème de la Tartarie» — этой представительнице сливок Татарии. В дальнейшем тексте также игра слов, основанная на двойном значении слова «Levier» — фамилия врача, а также рычаг. Кроме того, обращает на себя внимание иронический тон Герцена в отношении сына: «Теперь выступает Александр в роли главного судьи». Несмотря на свое недовольство Е. Володимировой, Герцен полагал, что А. А. Герцен не имеет морального права осуждать ее. Иронический оттенок слышится и в оценке Герценом позиции М. Мейзенбуг в этой истории: «Вы в роли Марии Терезы — утверждены».
[404] утверждены (нем.). — Ред.