Герцен А. И. - Огареву Н. П., 5 апреля (24 марта) 1868 г.

295. Н. П. ОГАРЕВУ

5 апреля (24 марта) 1868 г. Женева.

5 апреля.

Все ладно. Прилагаю 400 фр. зол. Тхорж<евскому> дал 300. Для Майора 300. Чек 1 мая 500.

<ев-ским> около 200 (135 фор. и пр.). Мы — entre nous — и вняв совет М<ери> — заказали тебе рубашек, взяв на свой страх. — Somme toute[426], у тебя к 1 июню 8000. Если ты думаешь, что-еще на ремонт будут тогда нужны 200 фр., т. е. на платье, — делай как знаешь, возьми их у меня. Но затем 500 фр. — monatlich und kein Heller[427] — до сентября 1869. Итак, это в порядке. Теперь 1-ое, к делу Саши. Говорить с ним — поздно. Он обещал ждать до будущего года и не дождется до 1 августа. Твоя трансцендентальная спекуляция — об энтитете и пр., — саго mio, как всегда, совершенно верна, и в 1843 я подписал бы ее тремя руками. Дьявольская практическая жизнь — вечный тормоз и ирония над спекуляцией — говорит проще и беспощаднее: брак — именно брак — а не конкубинат на съезжей или в кирхе — связывает вдвое, без детей — они бы спокойно разошлись — а теперь нет. На сию минуту С<аше> нравится, что она не имеет светского образования; он мне говорил, что он доволен, что она не танцует — и что теперь уже никто не танцует и пр. Все это мы знаем, и источники этого взгляда не новы. Я никогда не танцевал — но никогда такой теории не ставил. Через год он взглянет иначе — и тогда он покраснеет за нее, это будет начало гонения. В чем ресурсы ее, заменяющие светскую жизнь? Ту светскую жизнь, без которой нельзя жить не оригиналам, эксцентричностям или маньякам (как мы), он с ней не найдет. Для него нет сюкюрсала в кабаке, да нет и в сосредоточенности. Ты, Огарев, — человек, живущий весь внутри — в богатом и сильном внутри — и поэтому в сущности — если не шумят и не тормошат тебя — тебе все равно. Ты даешь не много окружающему — и требуешь меньше. Где все это в С<аше>? В дополнение буржуазный кошт. А с детьми — просто плохое житье. Не может же он иметь теперь больше ¹/ моего дохода.

Предоставь он эту девушку года на два дельному развитию — дай ей тогда свободу выбора — и вглядись сам, — может, было бы лучше. В чем грешит моя практика — не понимаю.

Второй и вечный вопрос — это N<atalie>. Теперь опять — давай пансион заводить или в Россию. Савич и Благово — хотят участвовать в заведении, один дает денег, другой труд — но не знают ни где заводить, ни как. — Затем — «Я не хочу больше лжи», «полный разрыв или официальное житье вместе» — in extenso[428], я это сократил. А по-моему, десятилетняя ложь имеет права, с ней надобно считаться. Это тоже последствие (наказание vulgariter[429]).

Я оставил ее в мире и покое, ничего не писал эксцитантного — ну что же причина? — Действительная пока — она боялась, что в Лозанне будет и Саша (хоть это и скрыто), в оппозицию ему — дружба с Володимировой.

«Ну да, я согласен. Делай что хочешь. Хочешь в Россию — посылай за попом и купелью»— и тогда N<atalie> останется покойна.

Далее — куда ехать, что делать после Лозанны?— Согласись, что все это чего легко оправдывает mauvaise humeur[430].

Затем еду. Буду писать два раза в неделю almeno[431] — и ты также. — И чтоб все привесть к слову — что, как ты располагаешь после выздоровления — угомонить питье или нет? Ты только не клянись — в таких случаях ты не держишь слова — а скажи просто — будешь делать опыт или нет. Советую. Ты знаешь, что ты в Женеве приобрел известность по этой части — мне это ужасно неприятно.

Прощай.

Лучше ждать письма — но если что экстренное, можно писать: Paris, Grand Hôtel de Londres.

Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: неполно — BE,  2, стр. 506—507; полностью — Л XX, 224—225.

Твоя трансцендентальная спекуляция ~ в 1843 я подписал бы ее тремя руками. — Письмо Огарева, на которое Герцен отвечает данным письмом, неизвестно, однако, по-видимому, Огарев развивал в нем мысли, знакомые нам из его писем 1867 г. В письме к Герцену от 10 февраля 1867 г. (ЛН, ‑40, стр. 432) Огарев делится своими впечатлениями о статье Герцена «По поводу одной драмы» (1843 г. — см. II, 49—72), которую перечитал, и замечает, что Герцен не смог еще тогда «победить немецкую метафизику». Возможно, помня об этом замечании Огарева, Герцен и считает необходимым подчеркнуть разницу в своих этических воззрениях по сравнению с сороковыми годами, и в духе тех лет шутливо называет рассуждения Огарева «трансцендентальной спекуляцией».

... сюкюрсала... — филиала (франц. succursale).

... давай пансион заводить... — Н. А. Тучкова-Огарева не раз высказывала пожелания независимой от Герцена «самостоятельной» жизни и с этой целью — открытия пансиона. Для ознакомления с опытом пансионов они с Герценом посетили известный пансион Ж. Масе в Бебленгейме (см. письмо 354). Эти планы Н. А. Тучковой-Огаревой, как и многие ее другие начинания, осуществлены не были.

...«»... — Герцен долгое время был против того, чтобы Н. А. Тучкова-Огарева приняла его фамилию, так как опасался новых осложнений в ее отношениях с детьми. Только в начале 1869 г. Н. А. Тучкова-Огарева взяла фамилию Герцена, которую носила до своего возвращения в Россию в 1876 г. Сущность их отношений младшим детям стала известна лишь в июне 1869 г.

Это тоже последствие (наказание vulgariter). — Герцен продолжает здесь развивать мысли, высказанные им в полемике по вопросу о свободе воли (см. комментарии к письму 20. Ср. письма 21, 27 и 154). Эти же мысли Герцен развивает в главе III пятой части «Былого и дум» (X, 257), где свою семейную драму и ее трагический исход считает неминуемым последствием преступления Гервега. Семейные бедствия в 60-е годы он не раз называл «следствием» характера Н. А. Тучковой-Огаревой. При этом Герцен постоянно подчеркивал свою и Огарева ответственность за их несчастья в частной жизни и полемизировал в этом вопросе с Огаревым. См. также письмо 306.

Хочешь в Россию — посылай за попом и купелью... — Для возвращения Н. А. Тучковой-Огаревой в Россию необходимо было крестить Лизу Герцен, которая не была крещена.

[426] Короче говоря (франц.) — Ред.