306. Н. А. ГЕРЦЕН
20 (8) апреля 1868 г. Ницца.
20 апреля. Понедельник.
Милая Тата,
<alie> навело меня на разные думы. Оно показывает, что ты не летами, а и духом вступила в совершеннолетие и начинаешь разглядывать шероховатую сторону жизни. Это пониманье на тебя кладет ответственность — и потому я был прав, говоря тебе в прошлом письме, что, может, на твоей судьбе улыбнется нам светлый закат. Дело Саши я считаю проигранным — он три (а может, и больше) раза шел на гибель упрямо и притом холодно-влюбчивым характером. Симптомы были те же — он говорил об маленькой, пустой Урике так, как Мейзенб<уг> об Ольге, он мне писал о Берте, что она гений. С Урикой он был немцем и все мещански-немецкое отстаивал, с Бертой — enlightened gentleman[452], а теперь защитник масс и работников, проповедующий против танцев. Как миновали Урика и Берта — ты знаешь. Большой надежды на прочность нет — а когда цепь будет на шее, она останется. Вот, Тата, тут и учись, что несчастья почти всегда — простое последствие, люди это называют наказанием — а оно просто силлогизм. Ты промочила ноги — у тебя насморк. Если же ты знаешь, что у тебя десять раз насморк был после мокрых ног, то пенять нечего, и ты виновата перед собой. Я хотел остановить Сашу — только на время, он нашел это справедливым — а исполнить не хочет. Мне страшно, я отворачиваюсь и не могу — меня это сосет под ложкой.
Точно так же все неустройство жизни моей и Ог<арева> — последствие, но совсем иных элементов. Для нас семейная жизнь была на втором плане, на первом — наша деятельность. Ну и смотри — пропаганда наша удалась, а семейная жизнь пострадала. Избалованные окружающим, в борьбе с миром традиции мы были, так сказать, дерзки, думали, что все сойдет с рук, были ужасно самонадеянны. Ну и срезались... должны были срезаться, так или иначе — это неважно. Напр<имер>, Огар<ев> мог не ломать ноги или сломать руку — но несчастье его совершенно последовательно, и чувство этого прибавляет к горечи горечи. — Больно мне было слышать от Саши обвинения в настоящем сумбуре (и я на его месте не сделал бы, может, его)... но он прав.
Все это ведет к вопросу — где же выход?
— это если б ты вышла замуж, — Ольга жила бы с тобой, и мы могли бы все географически сдвинуться. Но не я стану тебя подталкивать.
Если б Nat<halie> решительно и резко хотела завести школу в Швейцарии — через год можно бы примкнуть к ней и тебе. Но для этого надобно психическое сближение, которого нет. Здоровье Nat<alie> плохо, Лиза опять одна и тотчас больше шалит. До сих пор — ты ей не была полезна, и, вникая вдело, я виню тебя. Ты бралась кель-тель учить, ходить, — бросила (как все, что ты делаешь), забывала и действовала иронией. Когда к этому прибавить раздражение N<atalie> — то это почти все, что надобно для порчи ребенка. А потому для воспитания нужен тебе труд самовоспитанья.
— пожалуй, позже, в июле, августе, в Швейцарии и посмотрим, что можно. Мне кажется, что во Флоренции вам жить будет трудно. Это не конец, продолжение после твоего ответа.
Прощай.
— Как их переслать, не знаю. Т. е. книгу-то легко (я ее читаю с Лизой), но рубашку нет. Благов оставил Дрепера (америк<анского> Бёкля) — тебе было бы полезно.
Прочтите вместе статью Вильмо.
Ольге буду писать следующее письмо. Обнимаю ее. Ну когда же она начнет учиться медицине?— Саша мог бы приготовлять.
Тате.
Печатается по фотокопии с автографа (BN). Впервые опубликовано: СЗ, LXVI, стр. 414—415.
Дело Саши я считаю проигранным ~ а теперь защитник масс и работников, проповедующий против танцев. — В это время А. А. Герцен, вопреки обещанию, данному отцу в конце 1867 г., подождать год с женитьбой на Терезине Феличе, принял решение жениться в ближайшее время. «Маленькой пустой Урикой» Герцен называет Эмму Урих, внучку В. Фогта, которая считалась невестой А. А. Герцена. Следующим увлечением была Берта Шифф (см. письмо 137). Терезина Феличе была работницей на фабрике, отсюда ироническое замечание Герцена о сыне, как «защитнике масс и работников». См. также письмо 295.
— Какая есть (фр. telle quelle).
Благов оставил Дрепера (амер<иканского> Бёкля)... — Герцен говорит о книге американского естествоиспытателя и историка Джона-Уильяма Дрепера «History of the intellectuel development of Europe» («История умственного развития Европы», тт. 1—2. Лондон, 1864). Герцен неточно переводит заглавие этой книги: «Развитие европейской цивилизации» (см. письмо 313), очевидно, потому, что книга Дрепера ассоциировалась у него с трудом Бёкля «История цивилизации в Англии», о которой Герцен неоднократно отзывался с уважением. Дрепер «уютнее Бёкля» — писал Герцен дочери 1 мая, — вероятно, в том смысле, что он доступнее, ибо ее ставит себе столь грандиозных задач. Однако Герцен критически подошел к оценке этой книги. Теологические построения Дрепера, в которых он следовал за Контом с его тремя стадиями развития человечества — теологической, исторической и позитивной — были для Герцена неприемлемы (см. письмо 307. Об отношении к книге Бёкля см. XV, 428—429).
Прочтите вместе статью Вильмо. — См. письмо 302 и комментарии к нему.
[452] просвещенный джентльмен (англ.). — Ред.