Герцен А. И. - Герцен Н. А., О. А. и Мейзенбуг М., 17 (5) июня 1865 г.

69. Н. А., О. А. ГЕРЦЕН и М. МЕЙЗЕНБУГ

17 (5) июня 1865 г. Женева.

17 июня 1865. La Boissière.

Милая Тата,

твое нагорное письмо получено — а также и карандашное. Все хорошо. Погода вам не изменила... пора и по дворам, ты ничего не пишешь о возвращении. У нас — всё хорошо также, только у Огар<ева> был довольно легкий обморок в день вашего отъезда — и явным образом оттого, что его разбудили. Далее вот какие дела. Была нигилистка Симонович и сильно спорила, с ней ее муж-дурак — еще сильнее молчавший; за ними — вице-нигилистка из Цюриха Суслова с сестрой — доктором медицины (эта девушка очень умная ‑ жаль, что ты ее не увидишь).

Еще далее

Черкесов!

Лугинин!

What’s the matter?[148] Шокенж!

Ist’s möglich!

Allons donc![149]

Не может быть!

Все может быть — n’allons nulle part, alles ist möglich, no matter...[150]

La grande Schelgunoff[151] послала 117 телеграмм, получила 203... Во всем этом один умный человек — это сумасшедший Серно-Сол<овьевич>. Стуарт должен был скакать из Липпе Шаумбурга — в Липпе Детмольд, Лугинин из Гейдельберга — в Цюрих, сама Шел<гунова> — из Женевы в Цюрих. Прежде Якоби был послан еклерёром, потом на пороге, т. е. в Праге, поймали Черкесова, его, как желавшего предаться бегству, выписали в 24 часа,... потом начались обратные поездки из Цюриха в Женеву, начались ретелеграммы... а Серно-Сол<овьевич>, подшутивши надо всеми, процветает в новом maison de santé[152], куда, вероятно, запрет (и хорошо сделает) друга на рельсах, локомотивного черкеса... — Вот вам история суеты, зигзагов, événements и avènements[153] в нашем городке.

— с сладкой желчью, Касаткин сердится на все — с горькой желчью. Чернецкий — сердится, не участвуя, Саша — купается, Линда — лает, Шарик — лает, я — лаю, Огарев — не лает, Natalie — думает, что Лиза простудится, Лиза — не простужается.

Ольга, в ожидании от тебя подробностей о водворении твоем у Фрёлиха, я должен тебе донести, что Линда — цветет — по утрам читает с Шариком «всеобщую историю собак» и роман «Азорка и Земирка, или два шпица», потом она ищет немного блох за ухом у Шарика и выходит в сени обругать Портоса. Спит она у Саши, со всеми учтива. Вечером чинит свое белье — на диване в гостиной.

Прощай.

Liebe Malvida,

Berge... berge... Riflehorn und Matterhorn... Jungfrau à la glace et à la neige... Sonne! Wonne!.. Und wir unten am Leman (ohne den Lehman zu sehen). Ich warte nur auf ihren Zurücktritt nach Bern um einen langen Brief zu schreiben — über Olga. Ich muss aber früher von Ihnen eine serieuse Rapporte haben — votre impression, mit Schattenseiten, Skeptizismus und Unbarmherzichkeit.

Montag[154].

Примечания

Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Л XVIII, 147—149.

... ты ничего не пишешь о возвращении. — В середине июня 1865 г. Н. А., О. А. Герцен и Мейзенбуг выехали в Берн в связи с предстоящим помещением Ольги в бернский пансион Фрёлиха (см. письмо 70). Тогда же они совершили небольшую поездку по окрестностям Берна.

∞ с ней ее муж... — Речь идет об эмигрантах А. С. и Я. М. Симонович.

... вице-нигилистка из Цюриха Суслова с сестрой... — Речь идет об Н. П. и А. П. Сусловых. Герцен познакомился с А. П. Сусловой осенью 1863 г. в Италии (см. А. П. Суслова. Годы близости с Достоевским. 1928, стр. 65). В июне 1865 г. она жила в Цюрихе с сестрой, в то время студенткой Цюрихского университета, и оттуда приезжала с ней в Женеву. После этого визита Н. А. Тучкова-Огарева вступила с ней в переписку, из которой сохранилось одно письмо А. П. Сусловой от 26 июня 1865 г. с отзывом о Герцене и его книге «С того берега» (ЛН, т. 62, стр. 631).

Черкесов! Лугинин! — Приезд А. А. Черкесова и В. Ф. Лугинина в Женеву был вызван болезнью А. А. Серно-Соловьевича (см. далее).

Шокенж! — Фи! Стыдно! (англ. shocking).

La grande Schelgounoff ∞ в нашем городке. — Речь идет о психическом заболевании А. А. Серно-Соловьевича, скрывшегося из больницы, куда его поместили друзья. О событиях, нашедших отражение в письме, рассказывает в своих воспоминаниях Н. А. Тучкова-Огарева. «Когда мы поселились в Женеве, там было много русских, почти все были нигилисты. Последние относились к Герцену крайне враждебно. Большая часть из них помещалась в русском подворье или в русском пансионе г-жи Ш<елгуновой>, той самой, которая несколько лет до нашего переезда на континент приезжала к Герцену в Лондон с мужем и с писателем Михайловым. С тех пор многое в ее жизни изменилось; муж ее давно уехал в Россию, жил где-то в глуши и постоянно писал в журналах, а Михайлов был сослан. В год или два разлуки с Михайловым она не только успела забыть его, но и заменить Серно-Соловьевичем младшим <...> Серно-Соловьевич был моложе ее: горячий, ревнивый, вспыльчивый, он имел с г-жой Ш<елгуновой> бурные сцены, и она стала его бояться. Когда у нее родился сын, то, чтобы покончить все отношения с ним, она решилась окрестить ребенка и отослать его на воспитание к мужу своему Ш<елгунову>. Ч. и Л. <по-видимому, А. А. Черкесов и В. Ф. Лугинин> помогали в этом... С отъезда ребенка Серно-Соловьевич был вне себя, грозил убить г-жу Ш<елгунову>, врывался к ней в комнату и становился в самом деле страшен. „У меня все взяли, — говорил он с отчаянием, — теперь я ничем не дорожу“. Не знаю, как г-же Ш<елгуновой> удалось, для своего успокоения, поместить Серно-Соловьевича в дом умалишенных, но это несомненный факт» (Тучкова-Огарева, стр. 218—219).

∞ Шарик ∞ Портос... — Клички собак.

А мы внизу у Лемана (не видя Лемана). — Игра слов: Леман — французское название Женевского озера и фамилия французского художника, учителя живописи Н. А. Герцен.

Я жду только вашего возвращения ∞ обстоятельное донесение... — Письмо Герцена к М. Мейзенбуг об Ольге неизвестно, как и ее «обстоятельное донесение». Возможно, что эти письма не были написаны, так как 23 июня Герцен сам был уже в Берне (см. письмо 70).

[148] В чем дело? (англ.). – Ред.