75. Н. П. ОГАРЕВУ и Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
29 (17) или 30 (18) июня 1865 г. Берн.
Ага и Natalie
Что я могу писать это письмо и тебе, и тебе — само собою великий шаг вперед. Я сильно не в своей тарелке. Конечно, и твое письмо несколько способствовало, Огарев, к тому. Неправ и ты в призыве меня к гуманности, ни ты, Natalie. Гуманность, заметил еще Белинский в 1847 году, — основа моего характера; оттого-то все негуманное меня раздражает больше преступного. Украдь у меня кошелек, я подосадую — и баста, а начни вора при мне пытать — я за него лягу костьми. Пора было бы нам друг друга лучше знать. Я вам обоим обещаю — ни словом, ни плечом не напоминать ни о чем отрицательном из прошлого, с выстраданной и наболевшей любовью светло, тепло возвратиться. Ты, Natalie, знаешь все струны, до которых во мне касаться нельзя, — не касайся до них. Ты знаешь те мелочи, которые я не люблю (ни одной нет капризной с моей стороны), — пожертвуй ими. Мелочи, нелюбовь лиц, нетерпимость так же мало идут к печали, как розовые и пестрые ленты к глубокому трауру. К тому же они были прежде... и тогда вели от беды до беды. Между нами тремя стоит живою связью Лиза. В глубокой любви к ней Ог<арева> и моей ты не сомневаешься, и ты ее любишь. Любовь моих детей ты должна заслужить, потому что первая вина нелюбви — не их, а твоя. Саша воротился, воротились бы и все — зови, а не отталкивай за всякую дрянь.
Касат<кину> и др. этого говорить не надобно). Должно быть, что она очень шалит, но такого права я ни Фрёлиху, ни Трауриху дать не могу. К тому же эта несчастная репутация, которую ей, т. е. Ольге, все вы сделали — минус Огар<ев> — вызывает на строгость. Старуха Ф<огт> и Фр<ёлих> спрашивали об шалостях, бывших в Park-hous’e. Кто все это кольпортировал по Европе — каждый по зернышку — Саша, ты, Эмма Урих. На меня находили минуты ража, и я хотел вытребовать на правеж хоть самоё Урих; но ограничился тем, что сказал Фр<ёлиху>: «Вы педагог, смотрите сами и не слушайте бабьих сплетен». Надобно сказать, что Фр<ёлих> (муж, а не жена) вселяет полное доверие, но зато он один, и, впрочем, его дочь — очень милое и доброе существо.
Прощайте.
Саrо mio[157], да что же ты хлопочешь о частных твоих делах? Найди фатеру, возьми деньги и выписывай. Что же я-то могу сделать больше? Школу сыщу, теперь я наторел. В Женеве нельзя. Об окрестностях узнать Сашу пошли.
Писать больше не надобно.
Примечания
—233, с ошибочной датой: 23—29 сентября. В письме говорится о пребывании Ольги в пансионе Фрёлиха, где она училась в июне — сентябре 1865 г. (см. письма 70, 97 и 99). Слова: «отрицательные стороны здешнего воспитания» (подчеркнуто нами. — Ред.) — свидетельствуют о том, что письмо написано из Берна, где находился пансион Фрёлиха. За все время пребывания там Ольги Герцен был в Берне только один раз, в конце июня 1865 г., когда ездил устраивать ее в этот пансион (см. письма 70 и 74), — в это время и написано комментируемое письмо. Уточнить эту дату позволяет сообщение Герцена о том, что он узнал о телесных наказаниях у Фрёлиха «вчера вечером», — 28 июня он описал Н. А. и А. А. Герценам отрицательные стороны пансиона, но о телесных наказаниях не упомянул (см. письмо 74). Маловероятно, чтобы Герцен не сообщил им столь поразившую его новость, если она была ему уже известна. Следовательно, можно утверждать, что письмо написано после 28 июня, но до 1 июля (намеченный Герценом день возвращения в Женеву — см. письмо 74) — т. е. 29 или 30 июня 1865 г.
Письмо отражает новое обострение в отношениях Н. А. Тучковой-Огаревой с Герценом и его старшими детьми. В июне 1865 г. Герцен еще надеялся наладить эти отношения, однако в августе уже стало ясно, что это невозможно (ср. письма 81 и 87). В сентябре 1865 г. Н. А. Тучкова-Огарева уехала с Лизой из Женевы в Монтре.
Гуманность, заметил еще Белинский в 1847 году, — основа моего характера... — Имеется в виду характеристика, данная Белинским Герцену в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» по поводу романа «Кто виноват?» (см. В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. X, 1956, стр. 320, 323‑325).
... ни Фрёлиху, ни Трауриху... — Каламбур: Фрёлих (имя владельца пансиона) созвучно немецкому «Fröhlich» (веселый); «traurig» (нем.) — печальный.
... кольпортировал... — разглашал, распространял (франц. colporter).
∞ теперь я наторел. — Речь идет о том, чтобы выписать из Англии в Женеву Мери Сетерленд и ее сына Генри: Огарев заботился о выборе для него подходящей школы или пансиона.
[157] Дорогой мой (итал.). – Ред.