153. H. A. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ и ЛИЗЕ ГЕРЦЕН
22 (10) августа 1869 г. Париж.
22 août. Gr<and> H<ôtel> du Louvre, 169.
Пишу, Natalie, сегодня опять, чтоб сказать разные вещи, хорошие и нехорошие. 1-ое. Давыдов здесь проездом — он едет через две недели в Москву и Петербург — и с удовольствием берется доставить медальон. Но тогда не лучше ли дать адрес в Москву Мар<ье> Алек<сеевне> — напиши сейчас, потому что он может уехать в Лондон.
2-ое. У Огар<ева> была Mme Ertel и привезла записочку к тебе и кольцо для Лизы — она спрашивает, куда послать, я думаю, можно подождать. Если же что хочешь сказать — пиши Огареву.
Затем слушай швейцарские драмы.
1. На квартире Серно-Соловьевича нашли его труп — уже разлагающийся. Думают, что он асфиксировался.
2. Утин и Мрочковский сидят месяц в тюрьме, содержанье скверно, к ним никого не допускают. Жук<овский> уехал из Вевея, у всех были обыски. Щерб<аков> и Трус<ов> были арестованы и выпущены на поруки. В Женеве Обол<енский> ездил с полицией — и врывался к Трусову. Наглость и грубость, с которой все это делалось, — превышает границы, напр<имер>, пока у Трусова делали обыск — жандармы держали его за руки.
Все это делается по подозрению, что они способствовали бегству несовершеннолетней дочери Обол<енской> — и знают, где она. Остальных детей жандармы схватили силой и под прикрытием отправили в Россию. Это все до того ужасно, что действительно заставляет ненавидеть эту подлую Швейцарию. И в Женеве! При Camperio!
Нет, я там не жилец. Но это требует гласности и мести — что они молчат, не понимаю. Разумеется, я стану грудью и за Ут<ина> и за Щерб<акова>. — В Брюсселе этого не сделали бы. Не посмотреть ли дом, предл<оженный> Б.?
Прошу тебя поставить свечку Гудуле за то, что тебя миновала чаша жираровская.
‒‒‒‒‒‒
Денежные дела все кончил отлично.
Завтра свидание с Мазадом. — Лакруа не мог еще выбрать времени. — Каково? Meyr<argues> говорит, что его дела идут плохо.
Пятк<овский> скучен — и фланер без серьезного интереса.
На железной дороге нет для Чернецк<ого> места. Ротшильд не определяет никого старше 35 лет.
В «Сороке-воровке» много ошибок.
22 августа 1869.
жаль мне, что тебя здесь нет, — погода удивительная, и ты посмотрела бы Париж, а он стоит того. Каждый afternoon[275] от 4 до 6 играет музыка в Тьюльрийском саду и тысячи детей прыгают, пляшут. — Всех пособий учиться бездна здесь, и Тате, и Ольге, и тебе было бы приволье.
Вероятно, если ничего не помешает, в субботу я приеду. Но об этом пока не говори. Я сегодня тебя видел во сне и будто Ольгу отдают в пансион.
Прощай — люби меня и люби Ага — так, как мы тебя любим, — дай нам на старости радоваться твоему развитию.
Целую тебя много.
Я видел здесь огромные воланы — но трудно их везти. Чего бы ты хотела? Пиши скорее, иначе письмо опоздает.
2 часа. Воскресенье.
Примечания
Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано (с сокращениями): Тучкова-Огарева, 1903, стр. 290: более полно — Л XXI, 426—427 (приписка, адресованная Лизе Герцен, опубликована как отдельное письмо). С припиской и без купюр письмо публикуется впервые.
... асфиксировался — угорел (франц. s'asfixier).
... дом, предложенный Б. — Ср. в письме 156 упоминание о «доме Барт».
... чаша жираровская. — Тучкова-Огарева, стр. 343).
«Сороке-воровке» много ошибок. — Речь идет о французском переводе повести Герцена, выполненном Н. А. Тучковой-Огаревой.